Денис Романцов поговорил с Дмитрием Тяпушкиным, лучшим вратарем нашего чемпионата 1997 года, игравшим за «Спартак», ЦСКА, «Динамо» и сборную Украины.

Тренер вратарей «Мордовии» встречает в дверях правого корпуса двухэтажного здания на Пионерской улице Саранска. Это база «Мордовии». В апреле ее центральная часть и почти вся крыша сгорели из-за замыкания в бане, когда футболисты восстанавливались там после игры. Сгорели клубный музей, костюм клубного талисмана, лисенка Риви, видеоаппаратура и часть формы, а разбирать завалы помогали болельщики. По пути в номер Тяпушкин делится местными слухами:

– Пожар случился, когда тут украинские тренеры работали. Из-за последних политических событий здесь думают, не специально ли они это сделали. Шутка, конечно.

- Юрий Семин сразу после субботней игры улетел в самолете ЦСКА на день рождения Газзаева. Почему вы на выходной остались в Саранске?

– Очень много всего тут, не хватает времени ездить. К тому же семья сейчас отдыхает в деревне. Нет необходимости рваться в Москву. Важнее осмыслить свою работу с вратарями «Мордовии».

- В середине восьмидесятых в вашей карьере пробел на несколько лет. Армия?

– Да, было дело. Военно-морской флот. Служил в спортроте во Владивостоке, играл в футбол, а на последние полтора года меня вызвали в ЦСКА, к Юрию Андреевичу Морозову. Выступал за дубль и сидел в запасе у Вячеслава Чанова.

- Служба во Владивостоке чем памятна?

– Учебный отряд я прошел на острове Русском, а присягу пришлось принимать ночью. Утром – паром во Владивосток (это сейчас там мост сумасшедший, а тогда – только на пароме) и туда нужно было ехать, уже приняв присягу, так что ночью меня одного подняли и дали в руки автомат. Командир оказался на месте, я зашел в его кабинет с автоматом, прочитал текст присяги и утром поплыл во Владивсток.

- А там что?

– В спортроте мы жили в одной из трибун стадиона на остановке «Спортивная». Там размещалось 5-6 команд, по футболу, боксу, парусному спорту, еще чему-то. У парусников – яхт-клуб, у боксеров – ринги. Футбольная наша команда играла на первенство Приморского края – это устраивало нашего командующего. Ему нужен был результат, давал нам приказ – выиграть – и у нас почти всегда это получалось. Игроков свозили со всего Союза. Из Москвы много брали, из «Торпедо», из ФШМ: например, Володя Рафаенко со мной был, он до того играл за «Локомотив», а потом за «Зенит».

- Чем кроме футбола занимались?

– Наша спортрота всегда была на подхвате – что-то прибрать, что-то подкрасить. Говорили: «Отделение футбола, вперед!». Сажали в машину и везли работать, а вечером – устал ты, дружок, или нет – выходили на тренировку. С нашей спортротой занимались офицеры, которые понимали в боксе, футболе, парусном спорте, так что мне повезло, что в армии от спорта не отрывался. А потом пришла разнарядка – срочно призвать Тяпушкина в Москву.

- Вы родились в Саратовской области, но ваш первый клуб – из Красноярска. Как так вышло?

– Да, я родился в городе Вольске, но случилась семейная драма. Родители развелись и мама увезла нас со старшим братом к родственникам в Красноярск. Там сразу начал играть и попал в «Автомобилист». А вратарем стал еще в Вольске – отец построил собственный дом с огромным садом и двором, где все баталии проходили. Внутри все соседские мальчишки собирались. Однажды отец взял меня за шкирку и поставил в ворота. То, что я должен спортом заниматься, даже не обсуждалось. В нашем дворе играли и в футбол, и в хоккей.

- И в хоккее вратарем были?

– Да, отец сшил мне вратарские щитки, даже маску с мужиками на работе изготовил. Причем это сейчас я – метр 95, а в школе долго не был в первых рядах, только в старших классах – бум и вырос. Отец тоже высокий, в него пошел.

- Где в Красноярске играли в футбол?

– Летом на земле, траву видели только на Центральном стадионе, где вторая лига играли, а зимнее первенство – на снегу. Я и в высшей лиге потом тренировался и играл на снегу. И в Архангельском с ЦСКА и в «Динамо». Если между сборами два-три дня, их нужно чем-то занять. Вот Адамас Соломонович Голодец и выводил нас на снег, придумывал даже какие-то задания.

- Например?

– Занимались беготней, в основном. Оборачивали газетами ноги, кульки надевали на ступни и вперед. Не помню, чтоб я замерзал. Один раз даже сыграли в феврале товарищеский матч со «Спартаком» на стадионе «Динамо» – а там не газон, а ледяная корка. Для нашего поколения – ничего сверхъестественного, но сейчас все-таки XXI век – издеваться над людьми уже нет смысла.

- Какое ощущение осталось от первого попадания в ЦСКА в конце восьмидесятых?

– Помню, понять не мог, почему мяч так быстро летит, как надо играть на выходе. Все быстрее и четче надо делать. Мне помогли Славка Чанов и Валерка Новиков: оба за разные сборные Союза тогда играли. Один успокаивал, говорил, что надо побыть здесь, привыкнуть, другой – подсказывал вратарские детали. С ними проще было освоиться в Москве. Я жил на базе в Архангельском, играл за дубль, а тренировался с основой. Очень хотел повыше подняться.

- Куда именно?

– Из второй лиги, где дубль ЦСКА играл, – в первую, из первой в высшую. Сейчас грустно, когда вижу, что некоторых игроков в командах, где работаю, все устраивает: ну, играю в ФНЛ, ну хорошо, зарплата устраивает, буду и дальше играть, а премьер-лигу по телевизору посмотрю. А в меня отец вбил, что каждый день надо к большему стремиться. Сыграл как-то удачно за дубль ЦСКА в Харькове, служба подходила к концу, нужно было погоны надевать, но что-то не срослось – позвонили из «Металлиста» и я поехал. Высшая лига, только Украина – но об этом тогда никто не думал.

- Тренер «Металлиста» Евгений Лемешко сказал как-то своему полузащитнику Баранову: «Если твою голову пришить собаке, она с ума сойдет». Что он вам говорил?

– Однажды я хотел сыграть на выходе, но столкнулся с кем-то и выронил мяч. Лемешко мне: «Ты с Сибири приехал – тебе там руки отморозили, что ли?». Это даже не чувство юмора, а просто мышление так развито. Евгений Филиппович – ходячая легенда. Разборы устраивал сумасшедшие. Затягивались надолго, все хохотали, но только до тех пор, пока их самих не начинали разбирать. Лемешко понимал, что игроки у него – не то что в Киеве и «Спартаке» – но в высшей лиге остаться надо, так что у него было просто: не выполнил задание – до свидания. Выполнил – тебе все привилегии.

- В «Металлисте» вы и Леонида Буряка встретили.

– У него была серьезная травма, но он вылечился и даже Кубок «Металлисту» помог выиграть. В 93-м Буряк вернулся из американского университета и стал тренировать «Ниву», где я тогда играл. Только при Буряке в Тернополе начали о какой-то тактике говорить. Раньше просто: 4-4-2 – и вперед, а Буряк начал объяснять, кому куда бежать, ввел схему с тремя защитниками, хотя мы и не слышали про такое, даже в линию пробовали играть. Буряк привез ребят из дубля «Динамо» Киев, команда угрожающая получилась. Сыграли вничью с «Динамо», «Шахтер» обыграли. Меня пригласили в сборную Украины, а потом и в «Спартак».

- Украинский язык вы тогда уже знали?

– До приезда Буряка все ребята в «Ниве» были с Западной Украины. По-русски вообще не говорили. Команда была очень возрастная, на тренировках я смело заходил в центр квадрата, потому что знал – я точно самый молодой. А остальным – тридцать и выше, конкретные такие рубаки: за три копейки загонят воробья в поле. Серьезная командеха. Москалем меня, конечно, называли – было и такое. Но я наслушался партнеров и года через два, когда общался с таксистами или продавцами, никто и не догадывался, что я не местный. Причем в Тернополе особый язык – называется, лемковский диалект, он перехлестывается с Закарпатьем и Прикарпатьем.

- Двадцать лет назад чаще украинцы играли за Россию, чем наоборот. Вы легко решились играть за Украину?

– А в Россию меня тогда никто не звал. Играл за Тернополь, позвали в сборную, поставили в советский паспорт печать «Украина» – и все. Приехал на базу в Конча-Заспе, а там Мунтян, Сабо, Онищенко, Зуев, Михайлов – великие люди. Первый официальный матч сборная проводила в Одессе. Особо пафоса никакого не было, сыграли с Израилем и разъехались. Другое дело отборочные игры – с Италией в Киеве, например. Выходишь из раздевалки, а рядом с тобой стоят Мальдини, Раванелли, Дзола, Перуцци, Ломбардо.

- Как попали в «Спартак»?

– В Тернополь приехал Тарханов, помогавший тогда Романцеву, посмотрел две игры и решил – подойдет. Сказал: «Мы же с Красноярска все – ты, я, Романцев. Будем ждать тебя в Москве». Я понял, что надо покупать билет и ехать. Разговаривал еще с «Днепром» и Григорием Суркисом. Суркис сделал конкретное предложение, когда я в сборной на базе сидел, но я ответил, что уже решил переходить в «Спартак». А потом вырос Шовковский и сборной Украины я стал не нужен.

- Как вас встретили в «Спартаке»?

– Романцев спросил: «Как видишь свое появление в «Спартаке?». Я не стал лозунгами кидаться, что все поймаю, а просто сказал, что очень рад, потому что всю жизнь со старшим братом за «Спартак» болел. А второй разговор с Романцевым был при подписании контракта. Романцев: «Устраивает?» Я взял и подписал. Зарплату не обсуждали, но, по сравнению с «Нивой», она выросла очень сильно. Мне дали время, чтоб осознал, где нахожусь. Моя первая жена из Москвы была, так что жил в городе, а не базе. Сначала просто тренировался, сидел в запасе под Гинтарасом Стауче, а потом уже выходить стал.

- И вскоре поехали в Киев на Лигу чемпионов.

– Когда жили там в гостинице, украинские журналисты просились ко мне на интервью, но я понимал, что перед игрой нельзя. Звонили в номер, а я отказывался или просто не брал трубку. Нужно было сыграть, а потом – что хотите. На «Олимпийском» 90 тысяч собралось, когда мою фамилию объявили – даже похлопали. В середине первого тайма нам поставили пенальти. Я не умею читать по лицам, но я знал Диму Михайленко по сборной, увидел, как он ставит мяч, и был уверен, что у него понятия нет, куда бить. Как и у меня. Так что мы были равны. Пенальти я взял.

- В 1997-м, когда вас признали лучшим вратарем чемпионата, вы, кажется, три из четырех пенальти парировали.

– За весь сезон – четыре из пяти. Можно сказать – повезло. Тропанец в «Камазе» бил по центру. Мне почему-то показалось, что нужно на месте стоять, судя по тому, как он мяч ставил. Видел, что его трясет так же, как меня. В отборочном турнире словенец Удович на 85-й минуте ставит мяч на точку и внаглую смотрит в левый угол – а я почему-то сразу понял, что он пробьет в другой. Понимаете, пенальти – это не приговор. Шансы есть всегда. Если мозг не выключаешь, не убиваешь себя «тьфу, пенальти» – шансы у тебя и нападающего всегда одинаковы.

- Как вы себя чувствовали в Лиге чемпионов-94?

– В чемпионате России мы знали: да, должны выложиться в каждом матче, но все равно понимали, что не проиграем. Не то что права не имеем проиграть, а именно – не проиграем. А в Лиге чемпионов – такие же, как мы: они тоже понимали, что не проиграют. «Бавария» с Маттеусом, ПСЖ с Веа и Жинолой – это что-то невероятное, психологически совсем другой уровень. Раз в три года смотрю диски со своими матчами в той Лиге чемпионов и с высоты четырнадцати лет работы тренером вратарей понимаю, что мог и получше выступить.

- С вами в «Спартаке» кто-то персонально работал?

– А вот это важно. Вратарей тогда в «Спартаке» тренировал, как ни странно, Федор Федорович Черенков. Не просто бил по воротам и разминал, но и такие советы давал – до сих пор в памяти. Приходил в номер и рассказывал мне вещи, о которых я раньше и не задумывался – о дуэли вратаря и форварда при выходе один на один, например. Черенкову казалось, что он ничего особенного не сообщает, просто говорит, что видит, но для меня это золотые слова были. Он входил в тренерский штаб и занимался не только нами – специальных тренеров вратарей тогда не было. Только Гонтарь в «Динамо».

- Врач Юрий Васильков рассказывал, что веселил команду забегами – он с чемоданом, сапожник с кейсом и массажист с двумя сумочками. Как он еще снимал напряжение в команде?

– После игр у нас был выходной, после выходного – тренировка, а затем Васильков собирал всех в бане. У него всегда там огромный самовар стоял. Допоздна парились. И смеялись друг над другом, и серьезные штуки обсуждали – я, например, с защитниками решал, кто как должен играть, куда нападающего загонять. Собиралась вся команда, было четко: сегодня – день бани, надо идти.

- Уйти из «Спартака» тоже Тарханов предложил?

– Да. В конце 1995-го не было гарантии, что Черчесов уедет, а с ним я оставался вторым вратарем. Пошел к Тарханову в ЦСКА, потому что знал – играть буду точно. Команда молодая, все потом великими стали – Хохлов, Семак, Радимов, Бушманов, Лебедь. Хорошая победная серия была, могли за медали бороться, но не сконцентрировались на последних играх. Зато очень дружны были – помню, то за одного, то за другого игрока ходили просить к руководству. Целые петиции составляли, чтоб отстоять партнера.

- Насчет дружности. Тарханов потом рассказывал, что Радимов отбил жену у Бушманова, а Бушманов – у Ульянова. Из-за этого и выступили слабее, чем могли.

– Да, на любовном фронте тогда многоступенчатая история получилась. Я где-то в прессе про нее читал, но сам в эти дела не лез и ничего специально не выяснял. На отношения между этими ребятами такая ситуация, конечно, влияла, и наверняка она сказалась на игре – Федорыч прав.

- Помните приезд в ЦСКА первых бразильцев?

– Самарони и Леонидаса встречали как чемпионов мира, но они оказались разными людьми. Самарони – командный игрок. Приехал не просто так – «я бразилец и буду вас спасать» – а играть в футбол и зарабатывать деньги. Внутренне очень сильно на русского похож. Быстро сошелся со всеми нами. Играя в опорной зоне, он обладал отличной техникой – но никогда не кичился этим. Всегда работал на команду и к нему соответственно относились. Самарони старался скорее русский выучить, а мы всегда брали его с собой – ему нравилось общение в коллективе, а нам – его тяга к местным. Бани в ЦСКА не было, но за столом собирались – когда дни рождения какие-то, Самарони всегда участвовал. Сразу пытался с нами говорить – а мы помогали, где-то вперемежку с английским.

- А Леонидас?

– Леонидас другой. Чистый индивидуалист. На поле ничего не понимая, тянул одеяло на себя. Скорость, техника у него были, но на команду он не играл, хотел только забить. Леонидас не прижился в команде. Мы на тренировках рубились, а он капризничал, когда его задевали, злился, мог прибежать и сзади кому-то засадить. Нам его истерики очень не нравились. Игрок-то он очень хороший, если б изменил философию – мог далеко пойти. С Леонидасом не разговаривали особо, а он и язык не учил. Ему переводил журналист Володя Константинов.

- Когда ЦСКА раздвоился и Тарханов ушел с девятью игроками в «Торпедо», какие варианты были у вас?

– В «Торпедо» у Тарханова вратари были, у Садырина в ЦСКА – тоже. Я сидел без дела зимой, позвонил Тарханову и попросился на тренировки – просто, чтоб форму поддержать. Потом на меня вышел «Манчестер Сити», у них сломался немец Иммель, но мне не хватило игр за сборную для рабочей визы. С «Зальцбургом» был конкретный разговор, но позвонил Голодец и позвал в «Динамо». Там я встретил Николая Павловича Гонтаря, тренера вратарей, и теперь могу сказать, что это мой учитель. Он внес коррективы в мои тренировки, в мое мышление и в конце первого сезона в «Динамо» «Огонек» дал мне вазу как лучшему вратарю года. То, что я сам сейчас пытаюсь передать вратарям, я во многом перенял у Гонтаря.

- Александр Точилин рассказывал про тогдашнего президента «Динамо»: «Перед игрой Толстых мог в любую секунду прийти в раздевалку, помахать перед носом игроков листочком бумаги и ошарашить: «Вот список тех, кто сегодня собирается сдавать игру. Эти люди выйдут на поле – просто хочу убедиться, сдадут ли они матч». И закрывал дверь». Как после этого игралось?

– Это нервировало, конечно. Кроме нервов ничего не было. Такие разговоры тогда почему-то превалировали. Раз Толстых заводил их все время, наверное, у него были какие-то аргументы. Открытых претензий лично ко мне не было и не могло быть, а вот Андрея Кобелева отправили на месяц в дубль из-за того, что в игре с «Локомотивом» Косолапов перепрыгнул его при угловом и забил. Кобелев все-таки лучше в атаке смотрелся, чем бодался на угловых, а руководство посчитало, что он чего-то там проиграл. Это, конечно, влияло на психологическое состояние. Другого такого, как Кобелев, в «Динамо» не было. Он был незаменимый капитан, человек, которого нельзя было не слушать и не понимать. По-моему, претензии к нему были немотивированны.

- В родной Саратовской области вы впервые сыграли уже в конце карьеры. Как вы оказались в «Соколе»?

– «Динамо» не продлило со мной контракт. Значит, видели изъяны, которых, может, и я не замечал. Взяли Женю Плотникова, а я поехал доигрывать. Владимир Григорьевич Федотов – золотой мужик, Тарханову в ЦСКА помогал – позвал меня выводить «Сокол» в высшую лигу. Про то, что я местный, никто и не знал, только близкие и друзья в клубе. Многие болельщики, наоборот, говорили, «вот, с Украины приехал» – это до сих пор, наверное, кого-то волнует. Когда пробились в высшую лигу, стали собирать полный стадион. Саратов – сравнительно небольшой город, о футболе говорили все. Пока доезжал из Москвы до Саратова на поезде, а потом на такси – до дома, узнавал всю информацию о команде.

- Как стали тренером?

– Когда у меня ахилл порвался пополам, я не знал, куда грести дальше, но тренер Корешков предложил остаться – работать с вратарями. Очень хотел снова загнать меня в ворота. Я чего-то попытался на первом сборе, но понял – надо либо тренировать, либо играть. Но нам удалось получить Платона Захарчука и вопрос снялся. Стал работать тренером.

- Почему уехали из Саратова?

– В «Соколе» был заинтересован губернатор Аяцков, но потом его отправили послом в Беларусь и в Саратове все заглохло, рухнуло. Я вернулся в Москву и связался с Владимиром Шевчуком, он помогал Газзаеву в ЦСКА. Сказали позвонить в клуб Салькову. Дали работу в школе. В школе ЦСКА я отвечал за семь возрастов и стал интересоваться, как проводят отбор детей в других странах. Один критерий мне понравился. В Германии, когда начинается работа с вратарями, реакцию прыжковую все равно не увидишь, поэтому они смотрят на психологию: один восемь пропустил и дальше рубится, чтобы исправиться, а другой два пропустил – и сопли повесил. Берут первого. В школе у меня занимались Жорка Щенников, тогда он совсем маленький был, Никита Бурмистров на последний год приехал, Димка Абакумов, вратарь, сейчас в «Газовике», Вадик Гаглоев, чемпион Европы U-17.

После года работы в школе ЦСКА перевели к Аджему в дубль. Одно время я и в первой команде работал. Чанов получил травму, когда взялся показывать прыжковую работу, не выдержала нога, и Газзаев временно позвал меня. Потом Георгич со своим штабом ушел, в дубль пришли другие люди, а меня в школу вернули.

- Но вы там не остались?

– Одно дело в первый год, когда я шел на тренировки с желанием, и пацаны бежали ко мне, а теперь я приходил просто, чтобы дать им упражнения. Быстро понял, что буду не расти там, а занимать место ребят, которые действительно хотят в школе работать. Там прекрасная школа, мне нравится, я и сына Ваню сейчас туда отвел.

- Он тоже вратарь?

– Ему шесть лет, у них пока нет разделения по амплуа. Он уже год занимается у Михаила Васильевича Христича. У него правило, что в пять брать рано, дети еще балуются. А в шесть – другой вопрос, им можно что-то рассказывать. Но я привел Ваню в пять и Христич сказал: «Не может быть, чтобы твой нигде не пригодился». Сыну нравится, чистит бутсы, готовит себе форму на следующий день. Играют три на три или два на два на маленькие ворота. Проигрывать сын страшно не любит, в машине сидит ревет, если не выиграли, все – день закончился. Это у него есть – это уже хорошо.

Сын очень сильно болеет за Акинфеева. Привез его недавно на тренировку на стадион «Октябрь». У главной команды закончилось занятие, и Ваня сразу побежал на поле за автографом. Игорь подарил сыну футболку, тот теперь в ней дома ходит.

- Работа в ФК МВД – незабываемый опыт?

– Я так и не понял, как они хотели развивать клуб, все быстро рухнуло. Основателем вроде был министр Нургалиев, но он хоккеем больше интересовался. Абсурдность этой затеи сама собой вылезла наружу и все закончилось. Ребят-то собрали опытных, физически еще никому не уступавших – Кантонистова, Клюева, Аюпова, Деменко, Кирилла Котова, который теперь спортивный директор «Локомотива». Но в клубе постоянно была проблема с капустой, и ситуация переросла в тупиковую. Все разошлись, а клуб переименовали в «Петровку, 38».

- После полугода работы с вами в Белгороде вратарь Беленов перешел в «Спартак». Это как получилось?

– Приехали в «Салют» с Ромащенко и Ковтуном. Честно скажу, увидев Беленова на тренировках и посмотрев, как мало он играл раньше, я подумал, что чего-то не понимаю. Я тогда вообще удивился, что Сашка с его данными до сих пор в Белгороде. Мне захотелось развить его, а ему захотелось играть, это и дало такой результат. Сейчас он, как видите, хорошо себя чувствует.

- Вы же потом в «Салюте» и Кучука застали?

– Ромащенко уволили, а у меня был контракт. Попросили остаться. Из «Шерифа» приехал Леонид Кучук. Мужик до мозга костей в футболе – прекрасный тактик, очень много работал с командой. Водил игроков по полю, детально объяснял, как перемещаться, чего только не делал. Но то, что он давал, как мне тогда показалось, некоторые футболисты просто не воспринимали. Кто-то хотел понимать Кучука, кто-то нет. Это вносило разбалансированность. Сначала обыграли Сочи, «Мордовию», но потом посыпались. Никто Кучука, по-моему, не снимал, он как-то сам скоропостижно решил уехать. В киевском «Арсенале» его поняли.

- В «Крыльях» вы тренировали Раиса Мболи, неплохо сыгравшего за Алжир в Бразилии. Почему у него не получилось в России.

– Когда Андрей Кобелев позвал в Самару, я стал изучать прошедшие игры команды и не мог понять, почему у Мболи запоздалая реакция на дальние удары. Проверили – у него со зрением беда. Предложили сделать линзы – отказался. К тому же на тренировках у Мболи было какое-то аморфное состояние. Я просил провести отдельные тренировки для вратарей, чтобы определиться, кто будет основным, но у Мболи это вызвало раздражение. А мне-то просто информацию надо было получить. Вот Серега Веремко приехал после большого перерыва, связанного с семейными делами, и шарашил будь здоров.

- Белгород, Самара, Саранск – где вам было уютнее жить?

– Белгород запомнился своей чистотой. Я ни одного такого города в России не видел. Просто западный город. Дороги отличные. Чистота такая, что кажется – тротуары с мылом моют. Машину помыл, дней пять ездишь и на ней – ни пылинки. Самара – это Волга. Я на ней родился, это сумасшедшая вещь. А в Саранске центр прекрасный и много работы, – говорит Тяпушкин и мы встаем из-за его стола, заваленного листками с конспектами тренировок вратарей «Мордовии».

Когда я благодарю Тяпушкина за то, что он принял меня в свой выходной, в ответ слышу:

– Нема за що.

sports.ru