Экс-защитник «Шахтера» Вячеслав Шевчук рассказал, почему решил завершить карьеру, об отказе Лобановскому, армии Кварцяного и снаряде в донецкой квартире.

– Почему решили завершить карьеру именно сейчас?

– Я давно уже думал об этом. Но решил после травмы – первой в карьере настолько тяжелой. Мышца беспокоила еще до Евро, я не до конца ее залечил – каждую тренировку во Франции проводил на уколах, не говоря уже о матчах. Врачи сказали, что это нормально, должно пройти. Но стоило, наверное, сделать паузу. А так мышца лопнула – и я выбыл на 3,5 месяца.

Когда вернулся, понял, что не хочу быть пятым колесом в телеге. Сидеть на скамейке в таком возрасте не очень красиво. Я вовремя заканчиваю – не пересидел. Получается, травма стала каким-то знаком свыше.

– Вы стали инициатором или клуб? Когда у вас контракт заканчивался?

– 31 декабря. Я чувствовал силы продолжать, поступали предложения от средних команд из-за границы. Если бы это были хорошие команды – продолжил бы играть. Но эти варианты даже особо не рассматривал, в Украине тоже не хотел играть. Решил – все. А менять решения я не люблю. Теперь надо двигаться дальше.

– Ваши показатели как-то изменились? За сколько 100 метров пробегаете?

– Не думаю, что сильно потерял в скорости. Как-то на спор бегали, я победил, но не скажу, кого обогнал.

– Три самых быстрых игрока «Шахтера» — после вас?

– Ну, я не думаю, что я самый быстрый. Когда-то – возможно, но сейчас мне уже 37 лет. У нас вообще команда быстрая. Процентов 90 игроков – скоростные.

– В последнее время игроки как-то странно уходят – Шовковский, Гусев, Селезнев, Эдуардо, теперь вы — никто не попрощался с болельщиками. Не обидно?

– Нет. Я вообще заболел тогда. Вылезли проблемы с носом – у меня был гайморит, который постоянно давал осложнения. Пришлось делать операцию вот недавно.

Из-за болезни я не смог даже с командой попрощаться после матча против «Динамо», поговорить с Фонсекой. Мне очень понравилось работать с ним и его командой. Они работают с большим энтузиазмом, профессионализм просто зашкаливает. Но я написал в нашу группу в WhatsApp – поблагодарил всех игроков, администрацию, пожелал удачи. Поговорил с президентом, гендиректором. Так что клуб красиво со мной попрощался, никаких обид.

Моя главная мечта – чтобы команда вернулась в свой город, на свой стадион. И тогда, может, сделают матч против команды бывших игроков. Это было бы классно. Особенно, если приедут наши футболисты из европейских клубов.

– С каким чувством заканчиваете карьеру?

– Еще не верится... Кажется, вот, скоро опять начнутся сборы... Я же, когда получил травму, купил себе абонемент в фитнес-клуб и почти каждый день еще индивидуально по 2 часа занимался. Подлечивал ногу, держал тонус. Мне не хватает игр, чтобы выплеснуть адреналин. Для меня все это непривычно было.

– Есть ощущение, что за 20 лет сделали все, что могли?

– Не хочу жаловаться. Любой футболист может только мечтать о такой карьере. Я счастлив, что играл в таком клубе, с такими футболистами, под руководством таких тренеров, с таким президентом. И, конечно, с такими болельщиками. В мире таких больше нет.

– Все так говорят.

– Но я могу объяснить. Рядовой матч – а на трибунах 25-30 тысяч зрителей. Мы всегда уважительно относились к любому сопернику, показывали хороший футбол, и наши болельщики это очень ценили. Приходили как на спектакль. Были семейные сектора – с детьми, бабушками, дедушками. Детский сектор – школьники, дети-сироты. С области многие приезжали. Приятная атмосфера, никаких ругательств, мы вместе переживали все трудности. И все были защищены. А сейчас – посмотрите, что происходит на трибунах. Любую игру возьми – нет гарантии, что ты вернешься домой со стадиона.

– Но вы ведь мечтали поиграть в хорошем европейском клубе?

– Я играл в топ-клубе, но хотелось сыграть в топ-чемпионате. Мне очень нравится атмосфера матчей Лиги чемпионов. Даже Лига Европы – это уже не то. Полный стадион, сумасшедший накал, огромная ответственность. Я жил такими матчами. Хотелось побольше играть на таком уровне.

Хотя в остальных матчах я тоже всегда играл ответственно. При Луческу иначе и нельзя было. Попробуй на сборах вничью сыграть – это же сразу катастрофа. Он был нашим диктатором, фараоном, который начал строить эту империю и прививал нам психологию победителей.

– В самом начале карьере вы могли оказаться в «Динамо» Лобановского. Как можно было выбрать «Шахтер», который тогда только начинал строиться?

– Да, это был 99-й год, я играл в запорожском «Металлурге». Пришли предложения из «Динамо», «Шахтера» и «Зенита». Маркевич тогда тренировал «Металлург». Сказал, что надо переходить в «Шахтер» – мол, очень большие амбиции у клуба, хорошая команда и в будущем они будут играть в хороший футбол. Это его предсказание было. Мы вместе сели в мою машину и поехали подписывать контракт.

– Позже вы все-таки могли оказаться в «Зените» – Луческу рассказывал, что вас хотел видеть Спалетти. Почему не сложились?

– Я был не против, если «Шахтер» меня отпустит. Сначала они хотели выкупить мой контракт, потом взять в аренду... Не знаю, почему не получилось. У меня же никогда не было агента. Это всегда сложно психологически — последние лет 6 я продлевал контракт в последний месяц. В такой ситуации ты должен показывать свой уровень до конца. А не так, что подписал на 5 лет – и сидишь, можешь даже не играть, а деньги получаешь.

– Три человека, которые сделали Вячеслава Шевчука таким, каким мы его знаем.

– В первую очередь, родители, конечно. Они меня воспитали, научили хорошо относиться к окружающим, независимо от твоего статуса.

– Кем они работали?

– Мама – продавцом в кафе. Папа – на заводе. Бывало, даже на трех работах, чтобы прокормить семью – и электриком, и лифтером, и сапожником.

– Жили небогато?

– Да. Квартира, квадратов 25, может – я, брат и родители. Так и жили.

– Говорят, вы ни разу за 20 лет не опаздывали на тренировки. Откуда эта сумасшедшая дисциплина?

– Я вообще никуда не опаздываю. Даже представить себе такое не могу. И не люблю ждать других. Жизнь так воспитала. Жена как-то на день рождения говорит моим родителям: «Спасибо, что воспитали такого сына». А мама отвечает: «Это он сам воспитался». Уже в 15 лет начал ездить с командой. Потом уехал в Ковель – жил в общежитии, по 8 человек в одной комнате. Каждый должен был мыть полы и еще всякой работы выполнять. В Запорожье бывали моменты, когда не было что кушать – хлеб мочили, сверху сахаром посыпали и ели.

– Однажды вы, чтобы выйти на матч, приняли столько обезболивающего, что посадили печень. Что это за страшная история?

– Сломал мизинец на ноге перед игрой с «Манчестер Юнайтед». Три недели сидел на уколах и таблетках. Надевал бутс на размер больше, чтобы палец влез. После матча начал чувствовать себя нехорошо, сдал анализы – оказалось, проблемы с печенью. Месяц пришлось восстанавливаться, пил специальные препараты. Хорошо, что как раз зимний отпуск начался.

– Еще одна показательная история – ваша дочь родилась, когда вы участвовали в матче. Как так? Почему не отпросились?

– Даже мысли такой не было. Если бы это был сбор – отпросился бы. Но мы тогда с «Динамо» играли, очень важный матч был. Если я нужен команде — почему должен отпрашиваться? Иногда мы должны жертвовать своей личной жизнью.

– Жена не обиделась?

– Нет, она понимает, что «Шахтер» – тоже моя семья. Она родила в конце первого тайма. В перерыве подходит администратор – говорит, все прошло нормально, не переживай. Я в таком состоянии был… Тренер что-то говорил в раздевалке – я вообще ничего не слышал.

– Вы были едва ли не главным шутником в команде. Кому больше всего доставалось?

– Да мы все друг над другом шутили. Это нормально. Есть люди, которые вообще юмор не воспринимают – я не знаю, как они живут. Не люблю таких – постоянно на умняке, даже не пообщаешься нормально. Для меня юмор – не значит, поиздеваться, оскорбить. Мне не нравятся грубые, жестокие шутки. Я люблю по-доброму потравить. И когда надо мной шутят, нормально воспринимаю.

– Честно? Пощечина Кобину выглядела очень серьезно.

– Да нет, это тоже любя, в шутливой форме было. Вася – мой друг, он знает и все понимает, никаких проблем.

– С другой стороны, вы и сентиментальный человек – заплакали, когда были в детском доме. Что вас так задело?

– Много деток – без родителей, больные. Это было очень страшно и больно. Я потом просил клуб – если берете меня куда-то к детям, пускай это будут чуть повзрослее ребята, чтобы футбол с ними погонять, пошутить. А если маленькие – только с родителями. Потому что я прихожу – и все, не могу разговаривать, просто слезы наворачиваются сразу.

– Вы собираетесь стать тренером в «Шахтере». Какой план?

– Есть договоренность с клубом – в январе приступлю к работе в академии. Надо очень многому научиться еще.

Я всегда мечтал стать тренером. Наблюдал за всеми тренерами, с которыми работал – не только по отношению ко мне, а и с другими игроками как они себя ведут, что меняют, когда команда проигрывает, какие замены делают, как психологически готовят игроков.

– Болельщики шутят, что вы прирожденный тренер по физподготовке.

– Замечают, что я всегда был в форме. У меня ведь никогда даже судорог не было во время матча. Я вообще не знаю, что это такое. «Физика» – это очень важно. Но я хочу полноценным главным тренером.

– Вы работали с Кварцяным, Маркевичем, Прокопенко, Кучеревским, Луческу, Фонсекой — на кого из них будет больше похож тренер Шевчук?

– Я всех уважаю и люблю, но я не хочу никого копировать. У нас многие так делают. А я хочу скомбинировать, взять что-то от каждого тренера. Я не боюсь брать ответственность учить молодых пацанов. Причем учить их не только играть в футбол, а и показывать, как надо вести себя в быту. С этого все начинается.

– Ваш козырь — скорость и выносливость. Это Кварцяный воспитал?

– Генетика, скорее. Хотя он развивал, конечно. Советский футбол такой – тогда все наши тренеры делали упор на «физику». Современная украинская молодежь куда техничнее. Даже у Луческу было много беговой работы – раз в 10 больше, чем при Фонсеке. Потому что его методики тоже из старой школы.

– Вы всегда тепло отзывались о Кварцяном. Никогда этого не понимал — как можно уважать человека, который тебя постоянно оскорбляет?

– Я работал с ним, когда был еще совсем молодым. Это для меня было вместо армии. Он поднимал нас бегать в 7 утра. В 11 – тренировка. После все стирают свою форму. Через 3 часа уже вторая тренировка – если форма не успеет высохнуть, будешь в мокрой бегать.

И я благодарен Кварцяному за эту школу. Он терпеть не может халяву на поле и любит игроков, которые отрабатывают до конца, даже если у тебя что-то не получается.

Да, для взрослых игроков такое отношение унизительно. Но надо понимать – он не хочет обидеть, он просто не контролирует себя, когда входит в азарт. На следующее утро он уже не помнит, что говорил.

– Но он ведь не извиняется?

– Иногда извиняется.

– У вас вообще случались конфликты с тренерами?

– Для меня слово тренера – закон. Я как солдат. Можешь иногда ответить. Но не сильно. Если каждый начнет огрызаться, это плохо закончится для команды.

– Но в ваших прошлых интервью чувствовалась обида на Блохина, который не дал вам сыграть на Евро-2012 (на месте Шевчука выходил Селин).

– Я потом доказал своей игрой, что заслужил это право. Но тогда я просто молчал и работал. Думаю, он сам видел, что должен играть я. Не знаю, почему так получилось.

– Вы с ним не говорили об этом?

– Нет. Я никогда не подходил к тренерам с вопросом, почему не играю. Ни разу. Считаю, это неправильно. Ты – футболист. Твое дело – работать и доказывать, а не рассказывать. Тренер захочет поговорить – сам подойдет. Были моменты при Луческу, когда я становился игроком матча в Лиге чемпионов или даже игроком месяца, а потом четыре игры сидел на трибуне. Все в шоке были. А я ни слова не сказал.

– Вы всегда защищаете Фоменко, но он виноват в провале на Евро-2016 не меньше остальных.

– Я всегда защищаю своих тренеров. Фоменко – тем более, слишком много критики посыпалось на него. Футболисты тоже должны отвечать за результат, а не только он. Мы виноваты в первую очередь.

– И все же – почему у Фоменко не получилось, по-вашему?

– Перед Евро начало происходить что-то странное. Появились разговоры про будущего главного тренера Шевченко, убрали Заварова. Зачем? Непонятно. Команда добилась результата, вышла на Евро. Давайте всех тогда поменяем – и тренеров, и футболистов. Все нарушилось. Фоменко был растерян, вообще не руководил коллективом уже.

– После Евро вы сказали: «4-5 игроков должны уйти из сборной». Сейчас уже можете сказать, о ком речь?

– Если скажу публично – обидятся. В глаза им могу сказать, да и говорил. Нужно уметь вовремя уходить. Не надо стопорить ситуацию. У меня в «Шахтере» всегда была конкуренция, игроки растут в таких условиях. Считаю, Исмаили сейчас – лучший левый защитник Европы.

– Не один из, а именно лучший?

– Да, №1. Он почувствовал устойчивость, физически готов. Если будет уходить, должен играть в топ-клубе. Не зря же 34-летнего Срну хочет «Барселона». В моей карьере было много капитанов, но таких – нет. Он реально топ-уровня капитан, во всех смыслах. Он не только о своей жопе думает, он переживает за всю команду и клуб.

– Советовали ему принимать предложение каталонцев?

– Да. Во-первых, это для имиджа «Шахтера» хорошо. Во-вторых, дает дорогу молодым – Бутко есть, Данченко может вернуться.

– Вы много раз говорили, что Донецк стал для вас родным городом и вы хотите остаться там жить. Теперь придется обустраиваться в Киеве?

– Я все еще верю, что мы вернемся. Причем в тот Донецк, который любили. Он навсегда останется в моем сердце. Большую часть жизни там провел, жена оттуда, дочь там родилась.

– Как обжились в столице?

– Я такой человек, что в любых условиях адаптируюсь. Конечно, поначалу пришлось привыкать, тем более, нечасто бываешь дома – команда постоянно в разъездах. Но сейчас уже нормально. Живем возле Ботанического сада. Бегаю там, семьей гуляем.

– Чем Киев отличается от Донецка, кроме размеров?

– В Донецке люди как-то ближе друг к другу, более уважительно относятся. По Киеву едешь – все подрезают постоянно. Одного пропустил, второго, третьего – четвертый лезет. Один мужик выскочил из машины – давай что-то кричать, руками машет. Что мне делать? Драться с ним? Или это жизнь такая стала, или просто ритм жизни в столице сказывается.

– На донецких номерах ездите?

– Одна машина – на донецких. Другая – на киевских. Разницы не чувствую.

– С киевлянами проблем в общении не возникает из-за того, что вы — игрок «Шахтера»?

– Нет, все очень доброжелательно, если не считать тот случай на дороге. Причем постоянно подходят люди и говорят: «Мы – болельщики «Динамо», но тебя любим и уважаем». Очень приятно. Ни разу не было, чтобы меня оскорбляли, потому что я из Донецка или «Шахтера».

– Дончан часто встречаете?

– Очень. Каждый день – в магазине, кафе, тренажерном зале. Постоянно обсуждаем, что да как.

– Что у вас осталось в Донецке?

– Теща там живет, не может бросит свой дом. Ну и все, на что целую жизнь зарабатывали, квартира, дом. Мы как уехали отдыхать в Грецию в шортах и тапочках, так и не вернулись. Только через год смог какие-то вещи забрать.

– Что, по-вашему, произошло на Донбассе?

– Я не могу понять. Одни вопросы. Слишком много разных рассуждений, я уже устал слушать. Считаю, это политика, борьба за власть. Но я в этом совсем не разбираюсь.

Люди вообще не виноваты, мне кажется. Их накрутили. Они уже никого ни в чем не поддерживают, просто хотят мира. Многие знакомые остались голыми-босыми – они не живут, а выживают. Жена отдала квартиру людям, которым разбили дом. В мою квартиру тоже залетел снаряд. Повезло, что не взорвался. Но потом еще осколки прилетали.

– Донбасс для вас – это же Украина?

– Конечно. Донбасс – это Украина. А как иначе?

– Вы верите, что люди на Донбассе и остальной территории Украины настолько разные, что могут устроить гражданскую войну?

– Не верю. Я приехал из Луцка в Донецк – никто ни разу за все годы не сказал мне даже слова кривого по этому поводу. И наоборот – во Львове меня никто не оскорблял из-за «Шахтера». Даже многие друзья оттуда сейчас звонят, беспокоятся, что «Шахтер» может уехать.

– Алексей Мочанов рассказывал, что вы помогали ему материально в волонтерской работе на фронт. Правда?

– Я помогаю детям и людям, которым нечего кушать или нужна медицинская помощь. Я впервые об этом говорю – никогда не афишировал, не люблю это. Некоторые три копейки дают – и кричат об этом на весь мир, пиар-акции устраивают. Это цирк какой-то, а не помощь.