Заслуженный тренер Украины Виктор Грачев подготовил таких мастеров, как Андрей Воробей и Алексей Белик, тренировал «Шахтер-2», «Таврию» (Симферополь), любительскую сборную Украины, «Конти» (Константиновка). Ныне Виктор Александрович — эксперт на телеканале «Футбол». Человек очень педантичный и пунктуальный, поэтому футболисты прозвали его Немец.

— Виктор Александрович, судьба каждого футболиста по-своему уникальна. Вот вы начали в «Шахтере», оттуда вас почему-то занес­ло в туркменские земли, потом снова вернулись в донецкий клуб. Какая сила вами управляла, гоняла туда-сюда?

 

— (Смеется). Ну, так складывалось, не все же от человека зависит. Когда меня убрали из «Шахтера», пришлось как-то про­бивать себе дорогу.

— Именно убрали?

— Да, из дубля. Тренером был Николай Максимович Головко (царствие ему небесное!), который про меня сказал: «Сильно наглый! Не слушает ни тренера, никого». По его инициативе меня отчислили с формулировкой: дескать, максимум, на что способен, — играть во втором эшелоне.

— Были уязвлены?

— Естественно. Надо было доказывать, что на мне рано поставили крест. У меня отец — почетный шахтер Советского Союза, 30 лет в забое отработал, имеет награды разные. Сильный человек, ему сейчас 82 года, воспитал меня так, чтобы я никогда не сдавался, преодолевал трудности, какими бы они ни были. И я поставил перед собой задачу — играть в высшей лиге, добраться до сборной Советского Союза.

— И начались для вас испытания...

— Особых испытаний не было. Поехал на просмотр в «Спартак» (Орел) к одному тренеру, а буквально за день до моего приезда команду принял другой — Борис Ге­ор­гиевич Татушин, олимпийский чемпион 1956 года в Мельбурне. Он меня оставил, воодушевил: «Сезон отыграешь, буду рекомендовать тебя в московский «Спартак». А тут армия подошла, меня призвали, служил в погранвойсках..

Татушин же про меня не забыл (со «Спар­таком», видно, пока не складывалось), позвонил куда надо, и два с половиной года я играл за «Колхозчи» (Ашхабад), команду первой лиги. Хороший состав подобрался. Моим партнером по атаке был Курбан Бердыев, бывший главный тренер казанского «Рубина». Говорят, по сей день мы с ним считаемся национальными героями Туркмении в футболе. Там же я познакомился со своей будущей женой.

— С этого места поподробнее, пожалуйста...

— Расскажу, но жена не публичный человек и не любит, чтобы о ней говорили. Все-таки мусульманка, немножко другой подход к жизни, к семье. Ее мама была директором дома отдыха, расположенного в 30 километрах от Ашхабада, — мы туда ездили на сборы. Дочку директора звали Фариза. Мы с ней познакомились, начали встречаться. Я боялся, что Фаризу не отдадут за меня замуж, потому что ее папа был иранским курдом, и они, наверное, готовили дочери в мужья мусульманина. А там свои законы, хотя мать Фаризы христианской веры, сама осетинка.

 

К счастью, отец оказался болельщиком, ездил за 30 километров на все матчи. Они приняли меня в семью сразу, без вопросов. И мы спокойно с ней до свадьбы жили вместе. А в 21 год я женился. Супруга оказалась женщиной, для которой семья — главное в жизни. Все обязанности по дому, воспитанию сына, который у нас вскоре родился, легли на ее плечи.

— А как вы попали в краснодарскую «Кубань»?

— Хотелось поиграть в клубе рангом повыше. «Кубань» стала моей следующей ступенькой на пути в высшую лигу. За нее играли такие признанные мастера, как Юрий Семин, Александр Прохоров, Александр Плошник, Валерий Глушаков. Задача была — попасть в высшую лигу («Кубань» завоевала это право в 79-м году, но уже без меня). На предсезонке мы обыграли донецкий «Шахтер», московское «Торпедо», тбилисское «Динамо». Плошник был центральным нападающим, я — крайним, в каждой игре забивал пару мячей. Но ни одного официального матча за «Кубань» я так и не провел.

Дело в том, что 1979 год был годом Спартакиады народов СССР. Поскольку меня включили в заявку сборной Туркменистана на этот турнир, я не имел права играть за «Кубань». Тогда московское «Торпедо» как раз принял Владимир Сальков, он добился, чтобы взять меня в свою команду. Но и здесь я надолго не задержался...

— Чем вам запомнилось пребывание в московском «Торпедо»?

— Я попал в тот момент, когда произошло расслоение команды. Пришли новенькие, я в их числе, и мы стали теснить ветеранчиков. При прежнем главном тренере Валентине Иванове они все играли в основном составе, а Сальков взялся строить новую команду. Поэтому старожилы решили вернуть Валентина Иванова.

Сначала все шло нормально. На сборах мы не потерпели ни одного поражения, чесали всех подряд, в том числе киевское, тбилисское и московское «Динамо». Много забивали. Хорошо провели первые игры на Кубок СССР. А потом начался чемпионат.

И вот какая ситуация возникла. «Старики» — Бутурлакин, Храбростин, Филатов, Сахаров, Юрин, Зарапин — начали, что называется, сплавлять Салькова. Играем матч. Я открываюсь вперед, мяч до меня не долетает — недопас. Снова открываюсь — летит за спину. Выхожу, простреливаю игроку во вратарскую площадку, подставляй ногу и забивай в пустые ворота, а он вдруг спотыкается и не попадает по мячу.

И так весь сезон — от игры к игре. То 0:0, то 1:1, то уступили — 0:1. Я сыграл в первом круге 12 матчей. И тут начались у меня проблемы с московским климатом, со здоровьем. Пошли фурункулы. Делали переливание крови, было уже не до футбола — играть и тренироваться я не мог.

Сальков вызвал меня: «Видишь, что с командой творится: как мы на сборах играли и как сезон провели. Я — на подвесе, чувствую, осталось месяца два и меня уберут. Так что, — говорит, — возвращайся домой, в Донецк, там тебя ждут». Хотя ему обещало руководство клуба три сезона на то, чтобы он сформировал команду, которая будет бороться за призовые места в чемпионате и за участие в еврокубках.

— Не жалели об этом периоде?

— Нет. Это был какой-то этап в моей жизни. Все-таки я играл с хорошими футболистами, потренировался с ними, что-то у них перенял. Поработал с Сальковым, большим тренером.

Вернулся в «Шахтер», быстро адаптировался, все наладилось. Сразу все болячки прошли за какие-то две-три недели. Но и здесь все было не так просто. Играл тандем Виталий Старухин — Владимир Роговский, в 79-м «Шахтер» взял серебряные медали, и надо было бороться за место в основном составе. Старухина не выбьешь, да я и не мог, потому что он был центральным нападающим, а я — крайним, поэтому конкурировал с Роговским.

Меня выпускали, я стал постоянно играть, голы забивал. Не сдавался. Конкуренции не боялся. Просто ждал своего часа и работал, работал, работал над собой. Был уверен, что все равно займу место в основе. Так оно и случилось.

— Прошел год, и вы снова оказались в Москве. По какой причине опять покинули родной клуб?

— Зимой 81-го года возник вариант с московским «Спартаком», и я принял приглашение Константина Бескова, который на тот момент был главным тренером сборной СССР. Я хотел поехать на чемпионат мира в Испанию в 1982-м, для любого футболиста сыграть на таком уровне — предел мечтаний.

В Кисловодске Бесков пригласил меня для разговора. Сидели в баре, беседовали, он попивал кофе с коньячком, я — чай. И Конс­тантин Иванович конкретно поставил вопрос: «Спартак», сборная, чемпионат мира — или «Шахтер» и сборная Донецкой области?

— Тяжело было вживаться в шкуру спартаковца?

— Что тут сказать? У Бескова был совсем другой тренировочный процесс. Иная обстановка. Для меня начались сплошные открытия. Допустим, игра в квадрат — в одно касание. У футболистов есть такое изречение: «Отдал пас — как собаке кость бросил». Так вот, спартаковцы друг другу именно так пасовали — словно кость бросали. И никого не интересовало, что ты с мячом будешь делать — как хочешь, так с ним и справляйся.

Я месяц не выходил из квадрата, пока не освоился. Потом тоже стал давать сильные передачи в ногу партнера. И это уже его проблема была, как мяч укротить и куда направить.

Проходил спартаковский турнир. Я, как обычно, начал: хватаю мяч в центре поля, где-то под штрафной обыгрываю защитника. В перерыве подходит ко мне Юрий Гаврилов: «Витя, у нас же совсем другой футбол, мы так не играем, у нас — касания, стенки. Вы с Родионовым открывайтесь в штрафной, а мы вам туда мяч доставим. Ваше дело — только голы забивать». Сейчас такую игру «Барселона» показывает, как в 80-е годы — московский «Спартак».

Это сегодня, допустим, команда премьер-лиги (не беру ведущие клубы) команду первой лиги обыгрывает 3:2, 2:1. Со второй — счет чуть больший. А раньше какая градация была? Играем с первой лигой — 6:0 или 5:0. Со второй — всегда минимум девять, 10, 12 мячей. Я быстро освоился, и мы с Родионовым в каждой игре забивали по три-четыре мяча.

Все вроде получалось. Пока в конце февраля я не застудил спину на сквозняке. Заработал миозит под лопаткой (воспалительное поражение скелетной мускулатуры, для которого характерны интенсивные локальные боли. — Авт.). Полтора месяца пропустил. Только за неделю до старта чем­пионата начал тренироваться.

Первая игра была с ленинградским «Зенитом» в манеже. Я — в запасе, спокойно сижу на установке, об игре даже не думаю: еще рано, не готов. И вдруг Бесков объявляет состав: «Грачев, Родионов — впереди». Я чуть не свалился с кресла. Думаю: «Ничего себе! Я же давно не играл». Оказывается, по традиции, установленной Константином Ивановичем, всем футболистам раздали перед игрой листочки, чтобы они написали свой вариант состава, и я попал в этот список избранных.

Выхожу на первую игру после болезни, и в конце второго тайма из-за неудачной по­пытки сыграть с Гавриловым в стенку получаю травму. Надрыв четырехглавой мышцы бедра. Она была практически разорвана, на волоске осталась.

Эта болячка не дала мне возможности попасть на чемпионат мира в Испании. Меня кололи, долго лечили. Но все-таки я как-то на одной ноге провел пять матчей в чемпионате, забил один мяч, по-моему, ЦСКА, в манеже. Помню, поменяли после первого тайма, на 65-й минуте: опять начала болеть мышца. И вот я снова в Москве все время больной, травмированный. А в Донецке не знал, что такое травмы.

— И вы опять решили вернуться в «Шах­тер»?

— Не хотели со мной расставаться. После игры в Баку я сообщил ребятам, что попрошу Константина Ивановича отпус­тить меня домой, в Донецк (Бесков остался в Москве, он мог себе это позволить, настолько был уверен в команде). Спартаковцы ко мне тепло относились, они сказали, что не хотят, чтобы я уезжал, и будут в Москве просить Бескова, чтобы он этого не допустил.

Вызывает Константин Иванович: «Вот приходили Дасаев, Романцев, Черенков, весь совет команды, они против твоего ухода. Хотят, чтобы ты остался». Я ему: «Константин Иванович, мы договаривались, что я буду играть за сборную, поеду на чемпионат мира. Я всем в «Спартаке» доволен. Ребята хорошие, вопросов нет. Тренировочный процесс подходит. Но я в Москве все время болею, в состав не попадаю. Что мне делать? Не мой это город, не мой климат. Хочу домой! Мой «Шахтер» сейчас на последнем месте, надо помогать, спасать. Получится не получится, но я должен быть в команде».

Я признателен «Спартаку» — там я попал в отличный коллектив. У Бескова все тренировки были с мячом, и я за полгода подтянул технику. Вернулся в «Шахтер» уже другим футболистом, уверенным в себе настолько, что уже вообще никого не боялся — в хорошем смысле не признавал никаких авторитетов.

— И помогли «Шахтеру» остаться в высшей лиге...

— Выходит, так. Об этом как-то не говорят. Играя за «Спартак», я душой был с «Шахтером». Следил за таблицей, переживал за команду. И думаю, что если бы мы вылетели из высшей лиги, то не скоро бы туда вернулись. Потому что команда после ухода Владимира Ивановича Дегтярева, первого секретаря обкома, практически была брошена на произвол судьбы.

— На чемпионат мира в Испании вы не попали из-за болезни. А на Олимпийские игры в США как игрок сборной не поехали из-за решения советского правительства бойкотировать игры. Как вы это пережили?

— Удар был полный! Страшное разочарование. Дальше некуда было. Олимпийская сборная у нас сыгралась, сложился коллектив: Вячеслав Чанов, Валерий Газзаев, Геннадий Литовченко, Сергей Гоцманов, Федор Черенков, Сергей Алейников... Хотя поначалу не клеилось. А потом потихоньку, потихоньку стали понимать друг друга. Мы не боялись никого. Жажда поехать в Штаты и выиграть Олим­пи­аду была ог­ром­ная, футболисты злые и голодные, все вместе и каждый в отдельности хотели одного — добиться чего-то. Уже примерили костюмчики, рубашки, туфельки, все остальное. Пришлось все сдать. И я снова отходил от разочарования.

Ну а потом ситуация сложилась так, что я отказался переходить в киевское «Динамо». На тот период я был кандидатом в сборную СССР, которую готовил к чемпионату мира 86-го года Эдуард Малофеев. Я сыграл один матч со сборной Финляндии (3:1). Был в составе сборной, когда она обыграла на «Уэмбли» сборную Анг­лии — 2:0. И никто же не знал, что буквально за три месяца до чемпионата команду возглавит Валерий Лобановский. Я тоже не мог это предположить (смеется).

— Недавно Василий Турянчик и Валерий Поркуян поведали «Бульвару Гордона», как они не хотели переходить в киевское «Динамо», но их-таки вынудили. Как же вы устояли перед Киевом?

— Я отдыхал в Сочи. За мной прибыли из «Динамо» Михаил Коман и Владимир Веремеев. Привезли в Киев, где я пробыл четыре дня. Провели по всем инстанциям, показали квартиру. Побывал на свадьбе у Андрея Баля...

— Говорили с Владимиром Щербицким, как писалось в прессе?

— Такого не было. Разговаривал с каким-то генералом, одним из приближенных первого секретаря. Общались и с Валерием Васильевичем Лобановским. Он сказал: «Мне надо год-полтора, чтобы сделать новую команду. Я понимаю, что тебе в 29 лет трудно решиться на переход, но нужно, чтобы ты сейчас у нас играл, потому что Олег Блохин собирается уезжать за границу, некого на его место ставить. Отыграешь хотя бы два-три сезона, а потом мы тебя отправим в Австрию или еще куда-то». И я до последнего тянул: ехать в Киев — не ехать.

— Что вам посоветовала супруга?

— Мы с ней 31-го Новый год встречали. Посидели, попраздновали 1 и 2 января. И только тогда приняли решение: в Киев не ехать, после чего легли спать. Начинать в «Динамо» по новой в 29 лет? А тут, в Донецке, у меня все родное. Родители, друзья. Словно привязанный к этой земле, где родился. Я позвонил Лобановскому, извинился: так, мол, и так, остаюсь в «Шахтере». Он спросил: «Аргументы какие?». Говорю: «Все-таки благодаря «Шахтеру» я заработал себе имя, авторитет в команде, в городе, в области, в стране. И в сборную меня уже из Донецка приглашают. Хочу здесь доиграть, закончить».

Я ж не думал, что Лобановский создаст шикарную команду так быстро — практически за полгода. И если бы знал, что только в 39 лет закончу играть, что здоровье и мои возможности мне это позволят, может, какое-то другое решение принял бы.

— Но киевское «Динамо» и не таких, как вы, уламывало...

— Когда я приехал в Донецк, из Киева поступил приказ: Грачева в команду не принимать. И после Нового года обком партии запретил пускать меня на тренировки. Где-то две недели я находился в подвешенном состоянии. Но твердо стоял на своем, и меня оставили в покое.

— Лобановский потом давал почувствовать свое недовольство вашим отказом?

— Когда играли с «Динамо» и сталкивались в раздевалке, мне казалось, что он делает вид, что не замечает меня. Но со временем он, видимо, смягчился. В 98-м я тренировал «Таврию» (Симферополь). Принимали «Динамо». После первого тай­ма мы проигрывали 0:3. Но в итоге — 3:3. После матча Лобановский сам подошел ко мне, пожал руку: «Хорошо у тебя получилось. Продолжай в том же духе».

— Вместо вас в киевское «Динамо» взя­ли Игоря Беланова из одесского «Чер­номорца», и он был сполна вознагражден: стал бомбардиром, завоевал Кубок кубков, участвовал в чемпионате ми­ра и Европы, получил «Золотой мяч»...

— Мы с ним в республиканском спорткомитете встретились. Я уже выходил оттуда, а его только привезли. В коридоре переговорили. Я сообщил, что отказался, а он сказал, что сомневается, но все-таки перейдет. И я рад, что у него все получилось. А как бы у меня сложилось, неизвестно. Все, что ни делается, к лучшему. Нет худа без добра. Жизнь так пошла, что, вспоминая об этом, я не жалею, что остался в Донецке.

— В сезоне 1983-1984 годов донецкий «Шахтер» впервые в союзные времена вышел в четвертьфинал Кубка кубков, но затем проиграл португальскому «Порту» (2:3, 1:1). Что помешало продвинуться дальше?

— Тогда, по большому счету, пробиться нашим командам в еврокубках было еще сложнее, чем сейчас. Нужно было иметь такой состав, как у киевского «Динамо», которое дважды завоевывало Кубок кубков в 75-м и в 86-м. А нам по тем временам как профессионально подготовиться? В Адлере, в Леселидзе, где проводились сборы, мы редко на траве тренировались. На поле — лужи, ямы, грязь по колено...

Приезжаем в Португалию — зеленый газон, еще влажный от дождя. Не поле — сказка! Минут 60, сколько было сил, нормально играли, а потом силы просто оставили, и соперник нас задавил, плюс мы еще вдесятером остались. К тому же пред­взятое судейство. С тех пор прошло 30 лет. Уже доказано, что «Порту» работало с судьями, когда играло, к примеру, с «Абердином». А перед матчем с нами они с судьями, наверное, тем более работали. Вопросов нет.

Сейчас другое время пришло. Меня спрашивают, хотел бы я сегодня поиграть? И тут дело не в деньгах, которые получают ны­нешние футболисты. Мы тоже не­плохо жили, грех жа­ловаться. А вот потренироваться, по­­­играть в таких ус­ловиях, как сейчас, да еще подготовку пройти в других странах, вот чего хотелось бы!

— Наверное, смотрите, как играет в последние годы «Шахтер», и душа радуется?

— Можно сказать так. Есть два варианта пути развития клуба: первый — Алекса Фергюсона из «Манчестер Юнайтед» и второй — Жозе Моуриньо из «Челси». Фергюсон, проработав 27 лет в клубе, брал обычно игроков, которых никто не знал, и делал из них звезд. А Моуриньо после «Порту» работал только с клубами, у которых были финансовые возможности, чтобы покупать суперзвезд и добиваться с ними результата.

Когда в «Шахтере» за дело взялся президент клуба Ринат Ахметов, вся инфраст­руктура начала работать в едином комплексе. И без президента Мирча Луческу вряд ли что-нибудь смог бы сделать. Как и без нужных ему игроков. Не все верили в Луческу, я тоже сомневался, но потом свое мнение поменял. Он первые годы был постоянно под прессом. Ему, конечно, повезло, что президент верил в него и дал ему возможность девять лет работать. Сейчас создается новая команда, это уже идет третий состав игроков.

— В Венгрии, куда вы отправились как первый донецкий легионер, вам нанесли тяжелейшую травму — сломали кулаком челюсть. Это был умышленный удар или результат единоборства?

— В матче чемпионата Венгрии с «Ференцварошем» на 90-й минуте (мы проигрывали 0:2) возле штрафной игрок соперника, бывший футболист одесского «Черноморца» (тоже легионер) Сергей Кузнецов, вдруг что есть силы нанес мне удар кулаком в челюсть, сломал ее и выбил не­сколько зубов.

Я трое суток находился в коме. Ко мне не пускали ни жену, никого. Фариза все эти дни не выходила из больницы. Врачи ей сказали: шансы — 50 на 50. Операция была тяжелая, мне там все разрезали. Кое-как откачали. На третьи сутки пришел в сознание. Очевидно, помогло здоровье, хорошая наследственность, и Боженька поучаствовал в этом. Восстановление заняло много времени. В общем, за пять лет моего пребывания в Венгрии это была единственная неприятность.

Момент получения травмы был абсолютно не игровым: я находился без мяча. Мне трудно объяснить этот поступок. Зачем? Как? Почему? Отношения у нас с Кузнецовым складывались нормально, встречались семьями, дети дружили. Пусть это остается на его совести, пусть сам разбирается. Я человек не злопамятный, вражды к нему не испытываю. Но сейчас, когда те­бе за 50, такие травмы дают о себе знать, сказываются на здоровье.

— И после пятилетнего пребывания в Венгрии вы вновь вернулись в родной клуб...

— Но душа моя все равно в «Шахтере», никуда она от него не денется, я весь пропитан донецким духом. Вернулся, встречался с президентом клуба Александром Брагиным, познакомился с Борисом Колесниковым. Борис Викторович настоял на том, чтобы я еще немного поиграл с молодыми игроками, за счет опыта подсказывал им, помогал. И я согласился, потому что мне хоть и 39 было, а я еще, понимаете, не наигрался. Футболист должен наиграться и только после этого переходить на тренерскую работу. Так что я еще полсезона выходил на поле.

Потом стал тренером «Шахтера-2». Весной 95-го года Брагин вызвал меня: «Принимай первую команду». Говорю: «Я пока не готов, хоть до конца чемпионата побуду тренером во второй команде». Он согласился: «Хорошо, в ноябре мы опять переговорим, после чего ты принимаешь первую команду и работаешь».

А 15 октября на стадионе «Шахтер» во время матча «Шахтер» — «Таврия» произошла трагедия, и вследствие взрыва Александр Сергеевич Брагин погиб. Вопрос о главном тренере отложили, я так и не дождался этого, вот в чем проблема. Это то, о чем я жалею. Надо было не бояться брать на себя ответственность и принять предложение стать главным тренером.

— Вы сейчас эксперт на канале «Футбол». Каков ваш взгляд со стороны на киевское «Динамо», на то, что происходит в этом клубе, от которого вы в свое время отказались?

— Надо понять, чего хочет киевское «Ди­намо», тренерский штаб, какую игру они собираются построить? Средний пас? Короткий пас? Игра с флангами? Прессинг, тотальный футбол? Может, допустим, это смесь «Баварии» и «Барселоны» или «Манчестер Юнайтед» и «Боруссии»?

Пока модели игры не видно. Если у «Шахтера» есть свой почерк и он не отходит от него, ищет усиления игры за счет чего-то, то у киевлян, по большому счету, своего почерка нет. И если динамовцев переодеть в футболки менее именитого клуба, мы и будем думать, что это другой клуб.

Вторая проблема и, наверное, самая большая, — много футболистов в команде. На мой взгляд, это еще хуже для тренера, чем тогда, когда их не хватает. Мбокани заявляет: «Я хочу играть каждую неделю!». И он там такой, видимо, не один. Что из этого следует? Конфликты с тренером. Они, сидя на лавке, будут бубнить за спиной и говорить в интервью, что тренер плохой, не дает им играть. Как разрулить эти конфликты, зависит от тренерского умения, мастерства.

Поэтому нужно определить стиль командной игры и основной состав, костяк. Он не может состоять из 20 футболистов, костяк — это семь, восемь, девять игроков, а остальные — те, которых туда внедряют. У киевского «Динамо» я такого костяка пока не вижу.

— Кому из вратарей вы с особенным удовольствием забивали голы?

— Все знают, что это Ринат Дасаев, я очень любил его огорчать подобным образом. Приятно было забить Виктору Чанову, хотя с киевским «Динамо» это случалось не так часто, как хотелось бы. Запомнил, как я распечатал ворота динамовцев в 87-м году на 87-й минуте и мы выиграли 1:0. Из других вратарей назову Отара Габелию из «Динамо» (Тбилиси) и Михаила Бирюкова из ленинградского «Зенита».

Нападающие и вратари словно притягивают друг друга. У меня получалось так, что, где бы я ни играл, жил в одной комнате с вратарями — с Дасаевым, Чановым... Может, хотел узнать у них какие-то секреты. Но я, как крайний нападающий, немного забивал мячей, моя задача была — подносить патроны.

Мог бы и больше забить, если бы мне давали реализовывать пенальти. «Шахтер», к примеру, ведет 2:0 или 2:1, до конца игры две минуты, меня сбивают в штрафной: одиннадцатиметровый! Я хочу еще забить, но наш главный тренер Виктор Васильевич Носов категорически против. Вскакивал со скамейки и кричал: «Не давайте Грачеву!». Говорил мне: «У нас Соколовский есть, пусть он бьет. А ты потом когда-нибудь ударишь». За 11 сезонов я ударил только дважды: в московской игре с «Торпедо» Вячеславу Чанову (он отстоял ворота) и в домашней игре вратарю вильнюсского «Жальгириса» (был гол). Хотя пенальти я сделал много, но бить не давали.

— Перед игрой вы пытались как-то психологически давить на голкиперов?

— Ринату Дасаеву и другим стражам ворот я обычно говорил: «Таким вратарям я забиваю с закрытыми глазами». Или: «Завяжите мне глаза, я выйду на поле и буду вам забивать». Если мою шутку принимали всерьез, добавлял: «Все равно меня не догоните и не отлупите — у меня скорость большая».

bulvar.com.ua