Валентин Згурский на протяжении 10 лет был мэром столицы, а точнее, председателем исполкома Киевского городского Совета народных депутатов. В мае 82-го года именно по его инициативе Киев — «матерь городов русских» — торжественно отметил свой 1500-летний юбилей, тогда же была заложена традиция ежегодно отмечать День Киева.

Згурский был с родным городом и в радости, и в горе. После катастрофы на Чернобыльской АЭС он возглавил оперативную группу по ликвидации последствий и сам получил 112 рентген. Ежедневные планерки, заседания, бессонные ночи... Благодаря десяткам мероприятий по очистке столицы город был спасен. А ведь был уже разработан план по эвакуации киевлян.

Когда в 90-м году легендарный киевский футбольный клуб «Динамо» оказался на грани банкротства, за его спасение взялся и Валентин Згурский, возглавив Наблюдательный совет «Динамо». Тяжелейший, невидимый болельщикам труд — и сегодня «Динамо» (Киев) снова соперничает с лучшими командами Европы. Кстати, опыт, приобретенный экс-мэром 30 лет назад, когда в Киеве состоялись семь матчей футбольного турнира московской Олимпиады-80, очень актуален сегодня, при подготовке к Евро-2012.

 

Остается добавить, что со своей женой Валентин Арсентиевич прожил 53 года, у них два сына, есть внуки и правнучка. Этому неутомимому человеку уже 83 года, но он такой же активный и деятельный, как в былые годы.«ПОЧЕМУ ДЕПУТАТЫ НАЗЫВАЮТСЯ НАРОДНЫМИ? ОНИ ЖЕ ПРОШЛИ ПО ПАРТИЙНОМУ СПИСКУ»

— Валентин Арсентьевич, неужели до сих пор трудитесь?

— Каждый день! С утра было два заседания — в горисполкоме и в моем родном производственно-техническом объединении имени Королева, где я работал 25 лет. Я там, как и в «Динамо», глава Наблюдательного совета.

— К вашим советам прислушиваются?

— Я член Совета старейшин, который возглавляет Леонид Макарович Кравчук. Нас 12 человек. Собираемся, обсуждаем проблемы. Но это такой общественный орган, не имеющий никакой власти. Мы надеялись, что будем полезны, когда Президентом Украины стал Ющенко, поскольку Виктор Андреевич не имел хозяйственного и управленческого опыта. Но он не воспользовался нашей помощью. В основном мы помогали областным и районным руководителям, которые с нами советовались.

— А те киевские мэры, которые работали после вас, обращались к вам?

— Иван Данькевич обращался, Иван Салий... Приобретенный мной опыт тогда был востребован.

Я ведь с нуля разрабатывал новый генеральный план Киева до 2005 года. В работе над ним принимали участие 67 институтов страны. Была поставлена задача: сохранить наш древний город для истории, на века, достраивать, реконструировать, совершенствовать, но не разрушать и не уродовать. В частности, тогда было принято решение — перенести административную часть в сторону Вышгорода.

— И как ваши идеи воплощаются в жизнь?

— Вы же видите, небоскребы поставили в центре города. Разве это по генеральному плану? Подол, например, хорошо развивается. Я был недавно на Воздвиженской: уникально отстроили. Кусок Парижа. Но все же это не тот Подол, который мы задумали. Мы хотели отдать его ремесленникам — гончарам, резчикам, кожемякам, чтобы они там занимались своим делом. Как в Швеции.

— Совершаете пешие прогулки по городу?

— Раньше много ходил и не только по Киеву. Я полмира объездил с командировками и с «Динамо». Для того чтобы оценить город, надо походить по нему. Но сейчас передвигаюсь только в машине. Пешком некогда.

— То, что вы видите из окна машины, радует или огорчает?

— Огорчает. Районы сделали большими — по 250-300 тысяч человек в каждом. Я уже на одном совещании говорил, что председателя райисполкома теперь тоже можно называть городским мэром. В результате система стала неуправляемой. Мы в свое время разбили город на микрорайоны, кварталы, назначили ответственных за санитарное состояние каждого участка.

— И была чистота?

— Еще какая! А сейчас даже в самом центре в любой двор зайди — ужас один! Большая проблема — санитарная и культурная.

— Все ушли в политику...

— Идут нескончаемые политические дебаты. Выборы, перевыборы. Сплошная неразбериха. А вся промышленность либо развалена, либо приватизирована, село плашмя лежит. Государственного имущества осталось 17-18 процентов — все остальное раздерибанено. Хорошо еще, что мы сделали свой Монетный двор: можем бумажек напечатать сколько надо и удержаться на плаву, не объявляя всему миру, что мы нахозяйствовали хуже греков. Хотя тут и сравнения нет: греки возмущаются, а мы — терпеливые, ждем лучшего.

— Вы считаете, что ответственность за это лежит на прежней власти?

— Конечно. Ведь все развалено было в самом начале! Политическое решение сделать 52-миллионный народ самостоятельным государством — это хорошо, правильно. Но нельзя было в одно мгновение разделить все, что наработано 15 республиками в едином Советском Союзе.

 К примеру, объединение имени Королева, на котором я работал состоялся как специалист, получало от 1500 заводов Союза комплектующие детали для уникальной радиотехнической аппаратуры. И вдруг со всеми разорвали отношения! Теперь российские заводы работают на себя, а мы не в состоянии. Завод остановился. Было 24 тысячи работающих, осталось полторы тысячи. А мощности огромнейшие! Специалисты, которые готовились в прекрасных условиях (современная технология), оказались невостребованными. Вот что произошло и продолжается. И ничего пока не восстанавливается.

А про политиков, которые много говорят и мало делают, скажу больше. Я задумался: почему при этой системе выборов в Верховную Раду всех депутатов называют народными? Многие из них просто прошли по партийному списку. За первых нескольких известных политиков люди действительно проголосовали. А остальные кто? Кого там только нет! И дети, и родственники... Такая система никогда не будет полезной, не даст никаких результатов. Надо вернуться обратно к мажоритарной системе, когда избирались личности — достойные, заслуженные люди, имеющие авторитет среди народа.


«РЕШИЛ, ЧТО НЕ МОГУ УЧАСТВОВАТЬ В ПЕРЕСТРОЕЧНЫХ ПРОЦЕССАХ МОРАЛЬНО»

— То, что вы ушли с поста мэра по собственному желанию, стало сенсацией. В «Известиях» появилась статья «ЧП далеко не районного масштаба», где писали, что впервые в истории Киева мэр сам подал заявление об уходе. Что вас вынудило к этому?

— Я уже не вписывался по своему сознанию в то, что происходило. Я вырос в простой семье. Прошел довольно сложную школу в военное время, принимал участие в боевых действиях. Рос на железной дороге: был помощником моториста, электромехаником. Окончил Киевский электромеханический техникум, затем — политехнический институт. Стал генеральным директором производственно-технического предприятия имени С. П. Королева. Работал мэром. А когда началось охаивание всего, решил, что не могу морально участвовать во всех этих так называемых перестроечных процессах.

— Писали, что у вас не сложились отношения с Михаилом Горбачевым...

— Это тоже стало одной из причин моего ухода. Когда случилась авария в Чернобыле, Горбачев позвонил мне и сказал, что надо срочно семь с половиной тысяч квартир отдать семьям, эвакуированным из мертвой зоны. Я объяснил ему, что ордера уже розданы работникам предприятий и учреждений, стоящим в государственной очереди.

Последовал звонок от председателя Совета Министров СССР Николая Рыжкова, жесткое требование: квартирами чернобыльцев обеспечить немедленно! Я опять: «У нас их нет. На те, что были, выданы ордера. Многие новоселы уже вставили свои замки, завезли мебель. Представляете, — говорю, — человек 20-25 лет ждал, получил наконец ордер, а ему приказывают: «Извини, отдай обратно!». Это же уму непостижимо!». Сколько потом было слез пролито!

 Снова звонит Горбачев. Всегда был со мной на ты, а тут стал выкать: «Кто вам дал право не выполнять постановление правительства страны? Ваше дело — выполнить и доложить! Иначе мы разберемся с вами персонально». Короче говоря, скандал. Сошлись на том, что правительство СССР выделит нам 45 миллионов рублей для строительства новых квартир.

— Вы поверили Горбачеву?

— Поверил. Но денег нам не дали. Мы с Виталием Масолом (он тогда был председателем Госплана УССР) обсуждали этот вопрос. Было ясно, что если я на предстоящей сессии Верховного Совета СССР об этом не расскажу с трибуны, денег нам не видать.

Подготовил текст официального выступления и отдельно — на клочке бумаги, который приколол скрепкой, — заявление. Переживал страшно! Вышел на трибуну — колени дрожат. Поглядывал на бумажку и думал: «Говорить — не говорить?! Говорить — не говорить?!».

Беру листочек и выдаю в зал: «Перестройка началась, а правды как не было, так и нет. По требованию руководства страны столица Украины отдала чернобыльцам семь с половиной тысяч квартир. Михаил Горбачев пообещал выделить деньги на строительство новых. Денег нет. Киевляне остались обманутыми».

Зал замер. Впервые в кремлевском зале прозвучала критика в адрес руководства страны. Иду к своему месту, ко мне подбегает какой-то чиновник и выхватывает текст выступления с заявлением.

В перерыве Горбачев влетел в комнату отдыха и разбушевался: «Где Щербицкий? Давай сюда!». И — тому: «Что это? Как вы могли? Кто ему дал право? Я заявил мировой общественности, что мы все чернобыльские вопросы решили, а он сказал, что я еще и обманул — забрал у людей жилье!».

— Отношение к вам после такого смелого заявления изменилось?

— Многие смотрели на меня, как на прокаженного. А товарищ Бирюкова, которая была зампредседателя ВЦСПС, сказала мне, что я нанес удар по всему мировому коммунистическому движению! Я ей ответил: «Как вы могли подумать, что председатель Киевского горисполкома настолько крупная фигура, что имеет огромное влияние на мировое коммунистическое движение?».

— Горбачев вам отомстил?

— Он потребовал от Щербицкого разобрать мое персональное дело на Политбюро ЦК КПУ. Прислали комиссию из 20 человек, которая приехала с проверкой. Но придраться ко мне они не могли никак. Не было оснований. Мы взятки не брали, не воровали. Ничего не транжирили. Мы работали! Во имя народа. И все!

Разбирали меня на Политбюро. Ай, как интересно было, слушайте! Горбачев берет список получивших жилье. А там по алфавиту начинается с Блохина. Горбачев стал возмущаться: «Кто такой Блохин? За какие заслуги вы ему квартиру дали? Футболист? Ну и что? Да у нас в стране столько футболистов!».

А мы перед этим как раз удовлетворили просьбу Олега Блохина об улучшении его жилищных условий после того, как в сезоне 1985-1986 г.г. он в составе киевского «Динамо» стал обладателем Кубка кубков. Говорю Горбачеву: «Вы не знаете заслуг Олега Блохина?». Михаил Сергеевич еще больше разгорячился: «Да кто он такой?». Члены Политбюро удивленно переглянулись...

На все придирки Горбачева я спокойно ответил: «Как председатель горсовета клянусь партийной, человеческой совестью, что ни одной квартиры я никому не дал!». — «Как? Вы же занимаетесь распределением жилья!». — «Еще раз повторяю: никому! Квартиры выделяет исполком городского совета, причем решение принимаем общим голосованием. Все на законном основании. Поэтому не «я», а «мы!».


«ПАТОН МНЕ СКАЗАЛ: «ТЫ С УМА СОШЕЛ! БУДЕШЬ ДОМА МЫТЬ ПОСУДУ С ТВОИМ ОПЫТОМ ДА ЗНАНИЯМИ?»

— И вы в 62 года решили отойти от всех дел?

— Я уже оформил на себя пенсию, но пробыл на заслуженном отдыхе всего три дня. У нас гости были, мы гуляли. Утром жена пошла на работу, а я остался дома, мою посуду, вдруг звонок. Голос Бориса Евгеньевича Патона: «Валентин Арсентьевич, что делаешь?». — «Докладываю: «Я пенсионер, сейчас мою посуду». — «Ты с ума сошел! Будешь дома мыть посуду с твоим опытом да знаниями? Ты же академик, доктор экономических наук, кандидат технических наук! Мы тебя знаем как человека делового и неугомонного. У меня к тебе предложение: иди работать в Академию наук на должность главного научного сотрудника по внешним экономическим связям».

Я взмолился: «Только освободился от работы, а вы меня снова запрягаете. Вот придет жена, посоветуюсь по этому вопросу». — «Что ты будешь советоваться? Тебе ж работать, не ей. Приходи в понедельник. Нет, в понедельник не надо, лучше во вторник: я суеверный человек». Уговорил таки.

— Какое впечатление производил на вас Владимир Щербицкий?

— Это был человек-глыба. О нем нужно не то что писать, его надо рисовать. Очень грамотный. Память феноменальная. Умел разложить человека по полочкам. Мог и не обидеть, и в то же время проучить. Или помочь.

Я, будучи мэром, не мог уследить за всем. Он это воспринимал болезненно: «Как? Я знаю, а он нет?». Следил за ценами на Бессарабке. Как только мясо поднималось в цене на 10 копеек, тут же звонил: «Кто допустил? Почему?». Не было каких-то фруктов, овощей, — недоумевал: «У нас их и в Крыму нет? Почему не обеспечено? Завозить надо!». И сразу принимались меры. Постоянно звонил мне, интересовался, когда я последний раз был на рынке, какая там обстановка.

— Известно, что, будучи мэром, вы серьезно занимались футболом, курировали киевское «Динамо»...

— А как могло быть иначе? Ведь главным футбольным болельщиком был Владимир Васильевич Щербицкий. У него было два пристрастия, с которыми всем приходилось считаться. Первое — курение. Он одну сигарету докуривал, а от нее прикуривал вторую. И это непрерывно. Как-то мы его попытались уговорить, чтобы он бросил или хотя бы поменьше курил. Он так обиделся! «Вы хотите лишить меня последнего удовольствия? Какое ваше дело? Оно мне не мешает. Не нравится — не стойте рядом». Курение его успокаивало.

Второе — футбол. Если он в Киеве, на футбол обязательно поедет. Не понимал, как можно его не любить. Радость получал, когда ходил на стадион. Даже на совещаниях Политбюро (я часто на них присутствовал как член ЦК и как мэр) говорил об этом. Просто озадачивал его членов. Говорил: «Для того чтобы ноги у футболистов работали, им надо давать импульсы. Человек неумный никогда не будет хорошим игроком. Он не найдет свою точку на поле, не сделает правильный расчет в беге».

Или называет фамилию игрока чемпионского состава, спрашивает секретарей обкомов: «Кто из вас знает такого футболиста?». Все молчат. «Почему молчите? Да он же с Волыни!». Поднимает секретаря: «Ты что, не знаешь динамовца, который вырос у тебя? Не знаешь одного человека такой команды? Ах, да ты его не знаешь! Поэтому его старые родители живут в хате, у которой крыша течет». То есть как даст ему!

И представьте, на следующий день все секретари обкомов мотнулись по Украине, разыскали родителей всех футболистов, которые попали в «Динамо» из их краев, и выполнили любые их просьбы!

Персонально что-то выделить для «Динамо» правительство не могло. Для ЦК все команды одинаковые, независимо от того, кто лучше играет, кто хуже. Поэтому все вопросы решались через горисполком: квартиры, гаражи, телефонная связь — любые блага, даже премии за хорошую игру, за победу в чемпионатах. Если надо было выделить футболистам две-три машины, которые в то время было сложно купить, их давали нам, а мы уже продавали их игрокам.


«У ЩЕРБИЦКОГО В СТОЛЕ ЛЕЖАЛ ЖУРНАЛЬЧИК, В КОТОРОМ ОН ОТМЕЧАЛ, СКОЛЬКО КАЖДЫЙ ФУТБОЛИСТ ЗАБИЛ, НА КАКОЙ МИНУТЕ»

— Как Владимир Васильевич «болел»?

— Привожу классический факт. «Динамо» играет на Центральном стадионе. Наши забивают. Он вскакивает (немолодой уже человек) и бежит к телевизору смотреть повтор. «Ну что, — говорит, — все правильно. Тут чистый гол! Каков молодец! Обошел слева, так, нормально».

Смотрит дальше. Вдруг забивают нам. А министр спорта Бака Михаил Макарович стоит в углу, потому что не имеет права садиться в ряд, где члены правительства и Политбюро. Щербицкий снова вскакивает: «А где Бака?». — «Я здесь, Владимир Васильевич». — «Что ты творишь? Как ты играешь? Ты что, с ума сошел? Принимай меры!». Разрядился и сел.

Бурно реагировал как на положительные, так и на отрицательные игровые моменты. У него в столе был журнальчик, в котором он отмечал, сколько каждый футболист забил, на какой минуте, как играла команда. Многие члены Политбюро к футболу относились пассивно. Но поскольку «первый» был болельщиком, аплодировали забитым голам вместе с ним.

— Как вы стали председателем Наблюдательного совета «Динамо»?

— Прошел год моей работы в Академии наук. Ко мне приехали Григорий Суркис и Виктор Медведчук и рассказали, что руководство клуба понабирало в банках на 13 миллионов долларов кредитов. Накупили каких-то фабрик, заложили тренировочную базу, машины, квартиры футболистов — в общем, все имущество, а деньги потратили. И теперь футболистам не на что купить даже минеральной воды.

«Вы опытный человек, — говорят мне, — хозяйственник, прошли огромную школу. Когда работали в горисполкоме, занимались футболом. Войдите, пожалуйста, в состав Наблюдательного совета «Динамо», помогите исправить положение». Я пошел на первое заседание Совета клуба и остался там по сей день. 20 лет прошло...

— Кто конкретно довел легендарный клуб до такого плачевного состояния?

— Господин Виктор Безверхий, президент клуба, и довел.

— Какие-то деньги были разворованы?

— Думаю, что да. Когда я стал вникать в дела, то вообще хотел уйти и не заниматься этим. Посмотрел: ну, дети! Просто стыдно говорить. На поездки за границу были потрачены колоссальнейшие деньги! Отдых в теплых странах с семьями и так далее.

А я же опытный человек в этих вопросах. Поднимаю главного бухгалтера: «Как можно было давать президенту, или заму, или еще кому-то деньги и не получать за них отчетности? Деньги ж нужно списывать». — «А что я? Мне приказывали, я делал». — «Боже, — говорю, — да тебя надо посадить в тюрьму!». Он мне отвечает: «Валентин Арсентьевич, вы не знаете нашу структуру. Это — полный бедлам! Попробуй я не дать, меня сразу выгнали бы. Тут бог, царь и воинский начальник — президент клуба!».

Спрашиваю Безверхого: «Как же ты допустил?». — «А я что, гулял? Я ездил по командам, мы подбирали игроков, покупали, туда-сюда». — «Но документы же вы не оформляли». — «Так времени не хватало».

— Что вы сделали для спасения киевского «Динамо»?

— Выход был один — искать деньги! Их, конечно, никто не давал. Хотя футбольный клуб «Динамо» был составной частью Центрального Совета «Динамо», а это — Министерство внутренних дел, прокуратура, внутренние войска, пограничники, бывший КГБ.

Мы организовали бизнес. Создали совместно с американцами коммерческий центр «Динамо-Атлантик». Организовали концерн «Славутич». Учредили Украинский кредитный банк, Международную адвокатскую компанию. Эти структуры начали зарабатывать, что позволило нам рассчитаться по кредитам.

— Сколько на это ушло времени?

— Пять лет кропотливой работы. Ребята считались с моим опытом, прислушивались ко мне. Планерки, заседания, бывало, проводили по два раза в день. Я перенес на работу в «Динамо» структуру, которая у меня выработалась в оборонной промышленности. Конкретно было расписано, кто что делает.

Клуб возродился. Мы построили современную базу. Начали выигрывать. Материальная база — это одно, а футбол — другое. Чем лучше играет команда, тем больше прибыли и тем больше болельщиков приходит на стадион. А ведь было время, когда вообще не ходили на футбол, потому что нечего было смотреть! И сейчас тоже не так все просто.


«Я МИЛЛИОНЕР? НЕТ, Я ПРОСТОЙ ТРУЖЕНИК»

— Лобановский, находясь в Эмиратах и Кувейте, следил за ситуацией в клубе?

— Он все знал абсолютно. Это была его инициатива, еще до поездки в Эмираты, создать акционерное общество. Но у него не получилось. Когда ситуация в клубе нормализовалась, мы его уговорили вернуться в «Динамо». Он потерял в Кувейте большие деньги, разорвав там контракт. Но мы сказали, что будем делать все от нас зависящее, чтобы компенсировать ему эту сумму.

Он воспринимал сердечно любую мелочь, переживал. Допустил ошибку, поехав в Эмираты и Кувейт со своим больным сердцем. Целиком отдавался футболу и загнал себя.

— Чаще всего звонил он вам. Доверял?

— Относился ко мне с уважением, как к старшему товарищу. Валерий Васильевич плохо знал новый состав руководителей, а я все время был с ними и говорил Лобановскому, что все у них на полном серьезе.

— Валентин Арсентиевич, простите за нескромность, — вы миллионер?

— Нет, конечно! Я простой труженик.

— А пишут, что миллионер...

— Так это ж пишут... Я вам скажу даже больше. Допустим, я имею 12 процентов акций в клубе «Динамо», да? 11 — у меня и по полпроцента — у двух моих сыновей. Если оценить все динамовское имущество, то вроде бы кое-что есть. Я уже в таком возрасте, что пора мне и отдохнуть немножко. У меня же акции есть, я же член акционерного общества. Так?

Как-то сидим с Григорием Суркисом. Говорю: «Покажи мне, где моя часть акций». — «Сколько вы имеете?». — «12 процентов». — «Хорошо. Берите 12-ю часть футбольного поля, она — ваша, пожалуйста! То же самое — база отдыха. И команда: один игрок. Это ваш капитал!».

— А денежное выражение?

— Ничего. Я даже зарплату не получаю. Ни копейки! По сей день. Хотя имею право по закону. Я работал председателем промышленно-финансового правления концерна «Славутич» и, думаете, какую зарплату получал? Как уборщица — 250-300 гривен. Потому что считалось: все идет на «общак», когда наш труд материализуется в какой-то системе. «Общак» шел как резервный фонд для решения всех проблем фирмы.

— Читал, что вы любите наблюдать за жизнью пчел. И на какие мысли вас это наводит?

— У меня сейчас шесть уликов. Я беру скамеечку, сажусь и смотрю, как пчела выходит из улика, как она полетела. И всегда удивлюсь ее памяти. Где-то что-то нашла и возвращается на то же место, чтобы положить. Это ж какая стройная система управления! Есть охранники, разведчики. Трутни, которые поедают все ненужное, санитары... И невольно думаешь, что если бы так трудился каждый человек, то каким бы богатющим было любое общество!

 Михаил Назаренко

 bulvar.com.ua