Экс-форвард киевского «Динамо» Олег Саленко вспомнил о своем прошлом и рассказал о настоящем.

— Олег, после завершения выступлений на футбольном поле вы занялись бизнесом, а теперь журналистикой. Определились?

— Еще — в поисках. То, чем занимаюсь, это скорее, как говорят журналисты, проба пера — между футболом и... футболом. Хотя с журналистикой, кажется, удачно складывается, свое будущее все же связываю с практической игрой. Есть опыт, знания. Возможно, они пригодятся какой-либо из команд — тренером я себя еще не попробовал.

— Когда-то директор футбольной школы в Ленинграде Дмитрий Бесов сказал, что у Олега Саленко — большое футбольное будущее, потому что у вас, кроме таланта, еще и настоящий лидерский характер. То есть — ужасный. Вы всех вокруг подавляете. У вас действительно ужасный характер?

— Прежде всего, без лидера или лидеров команда не может достигать закономерных побед. Лидерские качества важны для футболиста, особенно — нападающего, поэтому их нужно воспитывать в себе. Лидерство предполагает, впрочем, и ответственность. Ведь лидер отвечает не только за себя, но и за других, за команду. Вместе с тем каждый, кто стремится вести за собой, должен быть готов к недоразумениям, столкновениям — и с партнерами, и даже с тренерами.

— Ваш переход в Киев сопровождался в России скандалом... Причем так было каждый раз, когда кто-то перебирался в Украину. В свое время Войнов, затем Островский, Колотов, Леоненко... Почему так ревниво относились там к, казалось бы, нормальному, в спортивном смысле, шагу?

— Думаю, что здесь — конкурентные причины. Все понимали, что любой подобный переход — это усиление Киева, ведь в «Динамо» всегда брали самых сильных, ярких. Поэтому все были против, ведь и касалось это всех. Как ни парадоксально, было выгодно, чтобы талантливый игрок оставался в слабой команде, а не усиливал конкурентов. Однако, так сказать, самыми недовольными были, конечно, московские клубы — главные соперники киевского «Динамо». Поэтому и противодействовали, как могли, а имея возможности, и поднимали шум в прессе. «За» переход были сами футболисты. Ведь шли в «Динамо (и это не секрет), чтобы получать медали, становиться чемпионами, попадать в сборную. «Динамо» было впереди, и это было весомо.

— Болельщики ходили на Саленко, как в свое время на Блохина или других звезд «Динамо» 1970-1980-х. Но и команда Лобановского образца 1990-го была блестящей. Вспомнить хотя бы финал Кубка СССР того года. Вы, кстати, тогда хет-трик сделали — тоже историческое достижение...

— Сейчас понимаем, что чемпионат и Кубок СССР были исключительно яркими явлениями, если хотите — тогдашней мини-Лигой чемпионов. Победить в любом из этих турниров было очень непросто и очень престижно. А забить в финале, тем более, когда тебе всего 20, вообще — вершина индивидуального успеха! Я тогда один из самых красивых мячей забил — с ходу, в дальний угол...

— Как у вас складывалось с Лобановским? Я к тому, что на чемпионат мира 1990 года он вас в сборную не взял... Вы могли поехать в Италию...

— Все зависело от Валерия Васильевича. Просили за меня и ребята. Лобановский, несмотря на стереотипы о нем, был довольно демократичным. Он, скажем, приглашал к себе на разговоры, общался с футболистами. Все могли высказать свое мнение. Правда, это не было обсуждением, так сказать, решений — Лобановский прислушивался, но решал всегда сам, по-своему. Он тогда, мне кажется, мысленно уже прощался с командой, которая, возможно, достигла своего пика, формировал, выстраивал в воображении новую, на перспективу. В Италию он взял проверенных, тех, кому был обязан, а мне сказал: «Не торопись. У тебя еще все впереди». А затем распался Союз, Лобановский уехал тренировать за границу других, а я остался...

— Говорят, потом Валерий Васильевич жалел, что не включил вас в сборную на мундиаль...

— Когда встречались позже, уже после чемпионата мира 1994 года, он, не любящий признавать ошибки, сказал: «Ты заслуживал тогда эту поездку. Но я не хотел спешить, думал, что у нас еще будет шанс, что еще сыграешь потом...»

— Вы успели сыграть за украинскую сборную в первом ее матче с венграми 1992 года, а потом оказались в составе россиян. Как это было?

— Тогда сборную Украины создали, чтобы, так сказать, обозначиться. Сыграли один матч, обозначились, а затем обо мне и забыли. Я отправился, хотя и с определенными приключениями, за границу играть, в Испанию. Там меня впоследствии и нашли русские. Приехал Павел Садырин со своим помощником Борисом Игнатьевым, посмотрел меня в игре, и говорит: «Хочешь на чемпионат мира? Давай к нам». Я согласился. Тем более, что за российскую команду выступали футболисты, которых я хорошо знал, фактически мои сверстники: Юра Никифоров, Сергей Кирьяков, Омари Тетрадзе...

— Вы вспомнили Игнатьева. Это тот, который отчислил вас свое время из олимпийской сборной СССР?

— Он отчислял меня неоднократно — из олимпийской и юношеской сборных. Это у него традиция такая была(смеется).

— А за что, если не секрет?

— Перед юношеским чемпионатом Европы 1988 года ему, скажем так, не понравилось, что ко мне жена на сборы приехала...

— Перед чемпионатом в российской сборной разгорелся скандал. Вы были одним из подписантов известного «Письма 14-ти». Позже появлялось много версий о причинах конфликта между игроками и руководством команды. Что тогда происходило на самом деле?

— Это было время, когда переосмысливались профессиональные отношения в еще недавно советском футболе. Многие из футболистов уже играли за границей, где существовали другие, отличные от советских, правила и отношения между игроками и клубами, игроками и сборной. И они, эти правила, были справедливыми к спортсменам. Когда у нас львиную долю от заработанного командами в международных турнирах забирала федерация, то в другом мире, выясняется, учитывали прежде всего интересы футболистов, их вклад в сделанное. Причем касалось это не только так называемых призовых, но и рекламных средств. Вот эти, экономические, вопросы и поставили футболисты перед руководством сборной. И именно об этом говорилось в письме, которое я подписывал. Но потом на каком-то этапе появились и другие требования.

— Одним из требований было назначение на пост старшего тренера команды вместо Павла Садырина Анатолия Бышовца. Кто внес такое предложение? Не Добровольский ли?

— Бышовец, наверное, действительно хотел возглавить команду, тем более, что она уже получила право выступать на чемпионате. Он обещал, что выбьет премиальные, решит этот вопрос с федерацией. Анатолий Федорович, видимо, имел какие-то возможности, влияние для этого. Садырин был другим — не лез в дела финансов, оплаты, занимался лишь подготовкой команды, чисто футбольными делами. В этом смысле он был тренером уже другого, нынешнего, времени, когда каждый занимается своим делом: наставник — своим и федерация — своим. А кто из игроков предложил или, так сказать, лоббировал кандидатуру Бышовца? Возможно, и Добровольский. Или кто-то другой. Не помню. В команде было много игроков, с которыми Бышовец работал раньше, которых он хорошо знал, а они, соответственно, знали его и могли замолвить за него слово. Но это нормально, такое происходит во многих командах. В этом ничего плохого нет. Главное, чтобы это происходило открыто и с пользой для дела.

— И все же, письмо — это была инициатива игроков или все-таки кто-то стоял за ними, скажем те, кто хотел отстранить Садырина от руля сборной?

— Инициатива шла от футболистов, но потом кто-то решил, видимо, воспользоваться ею в личных интересах... Скажу и другое. Пока разбирались с кандидатурами тренеров, федерация тихо спустила на тормозах вопрос премиальных — он так и остался нерешенным. По крайней мере так, как того хотели футболисты.

— Несколько ведущих игроков, которые были среди подписантов, в том числе, скажем, Канчельскис, Добровольский, в конце концов, не поехали на чемпионат. Это серьезно ослабило сборную России?

— Тогда в орбите сборной крутилось футболистов 25 почти одного уровня — Садырин имел из кого выбирать. Нужно было лишь угадать, наиграть состав. Садырин сумел создать в команде деловую обстановку, приладить игроков друг к другу. Когда перед чемпионатом кое-кто из «отказников» захотел вернуться, ему не нашлось места в сборной. От добра добра не ищут. Хотя, например, Андрея Канчельскиса жаль. Тогда это был один из лучших полузащитников Европы, а на чемпионате мира так и не сыграл.

— Как-то в интервью вы сказали, что ехали на чемпионат с мечтой стать лучшим бомбардиром первенства. Так?

— Конечно. Чего-то добиться серьезного можно лишь тогда, когда хочешь этого.

— Однако, чтобы забивать, нужно играть. А на первый матч с бразильцами вас в стартовом составе не было. Почему?

— Вопрос не ко мне, как понимаете. Вышел на замену во втором тайме. Так решил Садырин.

— Говорят, после первого матча у вас произошел с тренерами серьезный разговор, и вы высказали им все, что думаете о стартовой встрече. И таки выбили себе право играть против шведов. Какие аргументы в свою пользу приводили?

— Наверное, наш разговор должен был состояться раньше. Я доказывал, что на турнире нужно руководствоваться спортивными, а не какими-то другими, соображениями, на поле должны выходить те, кто лучше готов к игре сегодня. Я был на пике формы, чувствовал в себе силы играть и бороться за победный результат.

— Однако сборная России шведам уступила — 1:3... Российской команде после двух поражений от бразильцев и шведов уже ничего, как говорится, не светило. А вот камерунцы, при определенных обстоятельствах, теоретически еще могли пробиться в 1/8 финала. Ходили слухи, что африканцы даже пытались подкупить российскую сборную. Что предлагали?

— Обе команды хотели победы. При определенных обстоятельствах, в следующий этап соревнований выходили и мы. Шансы, хоть и теоретические, мы имели. Чтобы воспользоваться ими, нужно было выигрывать у камерунцев с крупным счетом. Мы это сделали. Поэтому говорить о каких-то закулисных договоренностях вряд ли стоит. Мало того. После матча кое-кто стал говорить, что это русские, мол, подкупили соперников. Такого не бывает на чемпионатах мира!

— А это правда, что ваши пять попаданий в ворота камерунцев вам приснились?

— Накануне приснилось, что выиграем с крупным счетом, и я много забью. А вот пять или более мячей — уже и не вспомню. Даже о том, что установил рекорд чемпионатов, сначала не знал. О рекорде мне сказали уже после поединка, когда с Миллой фотографировались.

— Как отметили успех? Писали, что во время чемпионата тренеры позволяли вам всевозможные послабления, даже пиво?

— Садырин исповедовал профессиональные взгляды на футбол, доверял игрокам. Помню, еще в советские времена, «Зенит», за который я тогда выступал, играл в Харькове с «Металлистом». А у нашего Степанова родилась дочь. После игры мы собрались в номере поздравить его. Конечно, не без спиртного. Заходит Садырин (тогда было принято контролировать, чем занимаются футболисты в свободное время). А нас 14 сидит. Приехало же на матч 16. Павел Федорович посмотрел на застолье и говорит: «Двое, которые отсутствуют, будут оштрафованы. За то, что не с командой!» Таким он был.

— Как-то в одном интервью вы сказали, что каждый гол — это плод мастерства и злости. Расшифруйте.

— Нападающий должен быть злым. Уже в названии его амплуа заложена определенная агрессия. Форвард должен нападать, его задача — забить, взять чужие ворота, то есть нанести соперникам вред, неприятности. За это, собственно, и достается нападающим на поле больше всех. Здесь важно понять, что спортивная злость — это не ответный удар. Злость нападающего — в забитом мяче. Именно он является свидетельством зрелости и мастерства игрока. К сожалению, очень часто нападающие трактуют спортивную злость в прямом смысле, отвечая на грубость грубостью.

— Пальму первенства бомбардира на чемпионате вы разделили с Христо Стоичковым. Правда, болгарин сыграл больше матчей. Между собой не спорили, кто первый в списке? Потому как по алфавиту — Саленко!

— Потом, когда встречались, он говорил: «Ты должен меня благодарить, что я не забил больше». Я ему всегда отвечал: «Благодари, что мы не прошли дальше!» (Cмеется.)

— Интересное обстоятельство: на всех предыдущих чемпионатах лучшими голеадорами становились, как правило, представители чемпионов или хотя бы призеров. 1962 — Гарринча и Вава, 1966 — Эйсебио, 1970 — Мюллер, 1974 — Лято, 1978 — Кемпес, 1982 — Росси, 1986 — Линекер, 1990 — Скиллачи... Русские вылетели уже на стадии группового турнира...

— Иными словами, мог забить больше? Наверное. В то время мы, как говорится, уже почувствовали вкус игры. Если бы после матча с камерунцами удалось пройти дальше, думаю, был бы шанс выступить еще успешнее. Ведь те, с кем мы соперничали в группе, сделали это. Бразильцы стали чемпионами, шведы — третьими, проиграв один матч, в полуфинале тем же бразильцам.

— Матч с камерунцами стал вершиной, но одновременно и вашей лебединой песней на уровне сборных. Почему больше не играли?

— А меня перестали приглашать в сборную. Сначала звонили, говорили, что не вызывают на товарищеские матчи, мол, нет смысла меня проверять, ведь я и так готов, затем перестали и звонить.

— Как думаете, почему не приглашали?

— У руля сборной России стал Романцев — наставник «Спартака», команды, игроки которой в свое время составляли ядро ??антисадыринского «восстания». Конечно, эти игроки вернулись в команду. Мне потом рассказывали, что именно они просили Романцева не вызывать меня в сборную. Он, видимо, для спокойствия в команде и решил пожертвовать мной.

— После Мундиаля-94 ваша цена как футболиста, наверное, возросла. Почувствовали это в заработках в «Валенсии», где в то время выступали?

— Контракт с клубом подписал перед чемпионатом. И он был хорошим. Поэтому его условия не пересматривали.

— Испанцы, пожалуй, довольно потирали руки?

— Конечно. Ведь они также выиграли. Если бы пришлось заключать контракт после мундиаля, уже с лучшим бомбардиром чемпионата мира, им пришлось бы платить значительно больше. Да они и просто радовались. Президент клуба звонил мне в США, поздравлял. Тепло встретили и после возвращения с чемпионата. Правда, вскоре в команде поменялся тренер, пришел бразилец Карлос Альберто Перейра. С ним у меня (и не только у меня) отношения не сложились. Я ушел из «Валенсии», а затем ушел и Карлос Альберто.

— Перебрались в Шотландию, где выступали вместе с Алексеем Михайличенко в «Глазго Рейнджерс». Серьезная, между прочим, команда: Гаскойн, Лаудруп, другие... Как там к украинцам относились?

— Там не обращали внимания на то, откуда ты. Главное, выполняешь ли то, что надлежит, играешь ли на нужном уровне. Надо сказать, что тогда, чтобы попасть в чемпионат какой-то европейской страны, нужно было быть одним из лучших, выступать за свою национальную сборную. В той же Испании, например, разрешали заявлять за команду лишь четверых иностранцев. Конечно, они не должны были уступать испанским игрокам, а наоборот — должны быть сильнее их. Так же и в Шотландии. Мы пытались соответствовать этим критериям. Как по мне, таких требований не хватает нынешним украинским клубам, которые часто свозят в Украину футболистов, которых и дома мало кто знает.

— Это правда, что Гаскойн был еще тот сорвиголова? Однажды вы с ним, говорят, чуть не подрались...

— Нет, до драки не дошло. А было так: всей командой что-то праздновали. Ездили по городу, общались с болельщиками, заходили в пабы. Это нормально, в Шотландии так принято. В автобусе я сидел впереди. А тут заходит Гаскойн и давай всех из огнетушителя поливать. Ну и, разумеется, прежде всех меня. Гаскойн вообще очень часто не к месту шутил. Я не сдержался. Но «огнетушащий» конфликт быстро потушили.

— А много было таких веселых историй — вне футбола? Что-то вспомните?

— Всякое было. Однажды на базе в Конча-Заспе решили после игры немного расслабиться. Взяли пива, рыбки. Закрылись у нашего сапожника — у него отдельная комнатка была. Мы — это Демьяненко, Протасов, Литовченко и я. А ждали еще Андрея Баля. И тут кто-то в дверь: тук-тук! «Кто там?» — Спрашиваем. А оттуда: «Валерий Васильевич Лобановский» А Баль был способен на всевозможные розыгрыши. Вот мы и решили, что это Андрей шутит. Демьяненко и говорит: «Да пошел ты...». А в дверь снова: тук-тук! Открываем, а там действительно... Лобановский! Немая сцена! Заходит Валерий Васильевич в комнату, осмотрелся и говорит мне: «Их я понимаю. Они — старые. А ты-то куда?» Я готов был сквозь землю провалиться! Вот такая история(смеется).

— Последствия были?

— Не без этого. Позже Лобановский не взял нас всех на какой-то матч за сборную.

— Вы выступаете за ветеранов, возглавляли сборную Украины по пляжному футболу. Не рано завершили карьеру игрока? Вот смотрите, как Шевченко в свои 35 сыграл на Евро-2012...

— Завершить выступления меня заставили травмы: перенес несколько операций на колене, долго восстанавливался. В полную силу играть не мог. А кому нужен футболист, который больше лечится, чем играет? Поэтому и решил повесить бутсы на гвоздь.

— Как-то вы заявили, что готовы продать свою «Золотую бутсу» лучшего бомбардира чемпионата мира-1994 (если, конечно, предложат соответствующую цену). Вы это серьезно?

— На самом деле было так. Один из арабских шейхов — большой поклонник футбола — решил создать в Эмиратах музей, где болельщики смогли бы увидеть и футбольные трофеи. Когда обратились ко мне, я сказал, что готов предоставить свой приз для экспозиции. Назвал условия и сумму, которые меня устроили. Это нормально — так в мире принято. Однако потом что-то с этой затеей не сложилось.

— Кстати, на сугубо украинское прозвище Сало не обижались?

— А чего обижаться? Оно же от моей фамилии пошло. А фамилия действительно украинская. У меня же отец — украинец, из Кривого Рога...

ukrfootball.in.ua