Мы с Милевским зарядили 200 долларов на матч Украины с Албанией, тотал больше 2.5, и по 100 экспресс на другие матчи (тотал больше 1.5). И все зашло. Курочка по зернышку клюет
Иван Гецко — автор первого гола в истории сборной Украины. Об этом событии и о мноргом другом экс-форвард поговорил с корреспондентом bulvar.com.ua
Меня насторожило, что это армейская команда, где всех заставляют подписываться на прапорщика. Что квартиру я, судя по всему, никогда в жизни во Львове не получу. К тому же замучивали длительные перелеты по всей стране в военном самолете, где мы сидели на деревянных лавочках, а вместо туалета было два ведра.
Неожиданно произошло фатальное, но счастливое для меня совпадение. Я получил травму колена, остался в лазарете. Команда выехала проводить на выезде два матча. В этот самый момент жена родила второго сына, а это значило, что с меня снимается вся ответственность перед армией. И, пока команда не вернулась, я быстренько собрал все необходимые документы и в связи с появлением второго ребенка покинул клуб.
Командующим Прикарпатским военным округом был генерал по фамилии Генералов. Он разбушевался: «Как такое могло произойти? Мы на него ставили в будущем, а он взял и уехал. Всех посажу, если не вернете Гецко!».
— И чем это для вас обернулось?
— Я немного поиграл в родном «Закарпатье», команде второй лиги. Собирался в «Шахтер», с которым уже подписал контракт. И вдруг Виктор Прокопенко приглашает меня в «Черноморец». Посылает за мной Владимира Плоскину: «Без Гецко не приезжай!». Я от него скрывался. А он попросил жену передать мне: «Если не появится, я забираю вас с детьми и увожу в Одессу». Пришлось пойти навстречу. Объясняю: так и так, подписал контракт с «Шахтером». — «Ничего страшного. Денег дали?». — «Денег не дали». — «Тогда мы все это аннулируем». Сразу после этого он позвонил Прокопенко. Тот пообещал: «Вопрос с «Шахтером» мы решим».
Так я оказался в Одессе. С тех пор и остался там жить. Виктор Прокопенко предложил условия, на которые я согласился. Это был тренер, которого я понимал с полуслова, с полувзгляда. Благодаря ему я сформировался как личность, как футболист. Он мне сказал: «Ты видишь, что тебе не хватает технических навыков, высокой индивидуализации. Значит, над этим надо работать».
Когда заканчивались основные тренировки, мы с Юрой Кулешом оставались и занимались дополнительно. Часа два он посылал мне разные передачи, и я вгонял мяч в пустые ворота. Могли и после ужина собраться. Тренировались, пока свет на базе не тушили. Сейчас этого нет среди молодежи. Все спешат после тренировки свалить с базы и поскорее пойти на дискотеки, в бары.
— Каким был ваш дебют в «Черноморце»?
— Сломался Щербаков, нападающий. Получилось, что место было вакантное, и мне надо было только войти в игру. В матче с московским «Спартаком» я забил гол, мы вели 2:1, но проиграли 2:3.
Моя судьба повернулась в другую сторону — было приятно, что после второй лиги я через два месяца заиграл в команде мастеров высшей лиги. Через год меня пригласили из «Черноморца» в сборную СССР, которую возглавлял Анатолий Бышовец. Меня рвало и метало! Хотелось все и сразу! Но вышло не так, как желалось. Я сыграл два отборочных матча чемпионата Европы-92 со сборной Норвегии и Италии, но на турнир в Швецию, где она выступала под флагом СНГ, не попал.
— По какой причине?
— Самая главная — та, что пошел развал Советского Союза, Россия себе отделилась, Украина — себе. Вот это, видимо, и повлияло. Для того чтобы играть на главном европейском форуме, вопрос для футболистов, не принявших российское гражданство, просто не стоял. Приглашались в основном люди, которые находились именно в России. Конкуренция в сборной была серьезная, за нее играли талантливые футболисты — Игорь Колыванов, Сергей Юран, Игорь Добровольский, Андрей Канчельскис, Александр Мостовой...
Когда мне предлагали стать гражданином России, я был в лучшей своей спортивной форме, но понимал, что дома меня не поймут. Какое отношение имел я к России? Хотя многие игроки, чтобы играть в футбол, об этом даже не думали. Им нужно было как-то наладить свою жизнь, что-то заработать до 30-32 лет, поставить на ноги детей. Если ты ничего, кроме футбола, не умеешь, это очень сложно. Заняться бизнесом? Получилось удачно — хорошо, неудачно — прогораешь и заканчиваешь печально.
— Как складывались ваши отношения с Анатолием Бышовцем?
— Были с ним проблемы, были. Когда мы на базе в Москве готовились ехать в Италию на отборочный матч чемпионата Европы, он сказал: «Мы едем в Рим, пойдем на прием к Папе, поэтому нужно всем постричься». Никто серьезно это не воспринял. У нас были модные прически, сзади волосы длинные, особенно у Канчельскиса.
Утром просыпаемся. Он построил нас. Подходит ко мне: «Ты никуда не поедешь». Говорит Добровольскому: «Ты тоже». Показывает на Канчельскиса: «И ты никуда не поедешь». И остальных предупредил. После этого мы с Канчельскисом взяли миниатюрные ножницы для ногтей и отрезали друг другу наши гривы.
Сборная ездила по городам Южной Америки. Мы сыграли десятки матчей со всеми, с кем только можно было. Думали, что заработаем какие-то деньги. А организаторы этого коммерческого турне нам в конце сообщают: «Есть для вас две новости: одна хорошая и одна плохая». Мы говорим: «Давайте хорошую, зачем нам плохая?». — «Хорошая новость: мы рады, что вы приехали к нам, чтобы провести ряд товарищеских игр с нашими командами. А плохая — та, что нет денег. Но по приезде в Россию вы получите суточные, как положено».
Возникла ситуация, когда надо было перейти на сторону Бышовца, поддержать его в разных вопросах, включая финансовые. Велись телефонные переговоры. Я был на его стороне, но все каким-то образом было перекручено так, будто я перешел на другую сторону. Надо было кому-то отстегнуть. Я сказал, что в эти игры не играю. Мне ответили: «Значит, ничего не получишь». — «Что ж, так тому и быть». И мне не дали тех денег, которые были обещаны, я был отлучен от сборной. Велись также определенные сговоры: кто-то должен был ехать на чемпионат Европы, кто-то — нет. И это тоже сказалось на моем пребывании в сборной СНГ.
— А сейчас как у вас с Бышовцем?
— Нормально, здороваемся. Да мы никогда и не ссорились особо. Когда он работал в «Шахтере», где-то пересекались.
— Футболистов, отклонивших предложение Валерия Лобановского играть в киевском «Динамо», как ни странно, не так уж мало, вы тоже из их числа...
— Поговорили минут 20. Лобановский сказал, что создает сейчас хорошую команду, куда собирает самых лучших игроков не только из Украины, но и со всего СНГ. Материальная сторона будет удовлетворена — квартира в центре города, машина и все прочее. «Будешь играть в основе, все получишь», — так было обещано.— Да, был и у меня такой случай. В составе «Черноморца» приехал в Киев для игры с «Динамо», в аэропорту Прокопенко меня предупредил: «Тебя тут встречают. Взвесь все аккуратно и прими решение, я в этом деле не советчик». Действительно, подошли люди. Вся команда села в автобус, меня посадили в машину и привезли на кооперативную квартиру к Валерию Васильевичу, который тогда готовился стать у руля киевского «Динамо» и подбирал нужных ему игроков.
Я был удивлен, к тому же в тот момент плохо себя чувствовал, температура поднялась до 39-ти. Решил не давать определенного ответа, потянуть хотя бы до игры. Он немножко возмутился, сказал, что такие предложения поступают, может, раз в жизни, но я настоял на своем: «Мне нужно все обдумать и взвесить. У меня семья, двое детей... Согласится ли супруга менять Одессу на Киев?».
За полтора часа до начала игры меня привезли в гостиницу. Выпил таблетки, часик поспал. Проснулся, смотрю — температура упала. Вышел на поле, забил гол, и мы киевлян хлопнули — 1:0. Такое редко бывало, особенно в Киеве. И подумалось: какой смысл переходить в киевское «Динамо», если «Черноморец» обыгрывает киевлян на их поле? Не покидала мысль о Чернобыле. После той катастрофы прошло всего-навсего четыре года, а у меня маленькие дети. Все из столицы, наоборот, уезжали на Запад, к морю, и что в Киеве делать?
Никакого ответа я «Динамо» не дал, сказал, что возьму время на обдумывание. Уехал в Одессу с гордо поднятой головой. В «Черноморце» меня отпускали, но сказали, что квартиру заберут. А мы как раз сделали ремонт, хорошо обустроились. И что? Опять отрываться, ехать неизвестно куда, неизвестно зачем? Жену это тоже насторожило, и мы приняли окончательное решение остаться в Одессе.
— Жена у вас с характером?
— А как же!
— Два крепких характера в одной семье — непросто?
— 30 лет счастливой совместной жизни. Все нормально, все великолепно!
— Кроме киевского «Динамо», были еще предложения?
— У меня появились варианты, чтобы поиграть за рубежом. Бышовец, который на тот момент был фактически моим агентом, сватал в итальянский клуб «Фоджа», где нужен был нападающий. По каким-то причинам это сорвалось. Затем был вариант с «Дженоа». Я тренировался полтора месяца с генуэзцами, но, увы, и здесь не договорились. А я учил итальянский, был уверен, что все будет нормально.
В конце концов, в 1992 году я заключил контракт с «Маккаби» (Хайфа). Становился чемпионом Израиля и обладателем Кубка, был лучшим бомбардиром. Однако на следующий сезон не захотел подписывать здесь новое соглашение, потому что намеревался продолжить карьеру в более знаменитом зарубежном клубе. «Маккаби» на тот момент таковым не являлся, но меня и не думали отпускать. И я понял, что попадаю в кабалу, из которой будет невозможно выбраться.
После того как я решил судиться с «Маккаби», мне не давали тренироваться даже в клубе. Я восемь месяцев сидел в Хайфе, дожидаясь судебного решения ФИФА. Когда оно пришло, получил статус свободного агента, развернулся и уехал домой — в Одессу.
Предложил свои услуги «Черноморцу», который всегда был неплохой командой. Тренировал тогда одесситов Леонид Буряк, который мне сказал: «Ваня, все отлично. Мы рады, что ты захотел у нас играть. Будет тандем: Гусейнов — Гецко. Мы порвем всех!». После этого разговора у меня крылья выросли, а вскоре поступило предложение из Нижнего Новгорода.
— Где вы окунулись в атмосферу отвергнутого вами ранее российского чемпионата...
— Там я попал к удивительному тренеру Валерию Овчинникову (подпольная кличка Борман). Он был в команде всем — администратором, кассиром, врачом, массажистом и главным тренером. У него игроки или выживали, или их меняли на переправе. По тем временам я бы это назвал сумасшедшим идиотизмом. Утро начиналось с дистанции: надо было в парке пробежать тысячу километров, а потом по новой — еще шесть раз. То есть «семь по тыще». Дорожка была огорожена колючей проволокой, за которой лаяли собаки, свернуть в сторону нельзя было. Люди после такой зарядки не то что ходить — на унитаз не могли сесть.
В газете «Спорт-экспресс» клуб «Локомотив» поместил объявление, что делает набор футболистов по параметрам — 1 метр 85 сантиметров и вес — не больше 80 килограммов. Приехали человек семь. Запустили их на дистанцию, на такую себе тренировочку. На финише человек пять недосчитались. Что случилось? Одни лежат, еле откачали, другие едва волочат ноги. Объявление в газете после этого сняли.
Из-за долгого простоя в Израиле мне требовалось, как минимум, три месяца на восстановление, что было оговорено. Но получилось иначе. Через две недели я, так и не достигнув нужных кондиций, вышел в стартовом составе. Однако начал забивать голы и больше не менялся. Забил за два сезона 18 мячей. И я рад, что судьба свела меня с Валерием Очинниковым. Столько позитива могу о нем рассказать! Об этом нужно книжку писать.
— Кого из тренеров вы могли бы еще упомянуть «не злым тихим словом»?
— После Нижнего Новгорода я переехал во Владикавказ, где сыграл за «Аланию» 14 матчей и забил четыре мяча. Тут у меня начались конфликты с Валерием Газзаевым. На поле он был настырным, шел напролом и тренером считал себя великим. А я считал себя незаурядным нападающим. И мы с нашими характерами так и не нашли взаимопонимания. После очередной беседы поняли, что вместе работать не сможем. Разошлись спокойно, мирно.
— В чем вы особенно расходились?
— Допустим, на сборах играли одним составом. Приехали домой. Ребята, которые были больными, травмированными, сказали, что они тоже готовы выступать. И Газзаев стал их заявлять в основу. Я с этим не соглашался и начинал доказывать тренеру, что они, конечно, хорошие футболисты, но на данный момент физически не готовы.
Были высказывания в мой адрес: «За тебя заплатили большие деньги, ты должен их отрабатывать». Но я ведь не один на поле, я — игрок зависимый. Я не Марадона, который мог взять мяч со своей штрафной, обойти полкоманды и забить гол. Я должен завершать. А для этого мне нужны хорошие передачи. Но их практически не было.
Газзаев за первые полгода два раза писал заявление об уходе и снова возвращался. Как к этому относиться? Но самая главная причина была в том, что в Осетии шла война, недалеко от базы на центральном рынке произошел серьезный взрыв, погибло много людей. И я решил, что лучше вернуться в Украину.
— Назвали всех тренеров, с кем не поладили? Или есть еще кто-то?
— Моим последним клубом высшей лиги стал «Металлист» (Харьков). На тот момент, когда его возглавил Михаил Фоменко, я был игроком основного состава, забил больше всех мячей. Но с его приходом начались выяснения отношений, трения. Он амбициозный, и я такой же, он ко мне с замечаниями, а я — к нему.
С его стороны звучали высказывания, что незаменимых игроков нет, в основном составе будут играть лучшие, и вообще он будет менять стратегию футбола в «Металлисте». Я возражал: «Много бегаем, много тренируемся». И считал, что к нам, взрослым, опытным игрокам, следует проявлять больше уважения, мы не должны чрезмерно усердствовать, как молодые. А он всех пытался равнять под одну линейку. Начались закрывания игроков на базе. Раньше я знал, что после игры уеду домой, как минимум, на пару дней. Он же давал один день, а иногда, после неудачной игры, и его отменял.
У меня пошли нервные срывы. И так получилось, что после игры я сел за руль, съездил в Киев. Оттуда нужно было срочно возвращаться в Харьков. Для меня проехать тысячу, две тысячи километров — без проблем. К примеру, сыграв в Нижнем Новгороде, я преодолевал 1500 до Одессы за одну ночь. В 27 лет мог не просто проехать, а пролететь!
Но с годами, наверное, накопилась усталость. Да и возраст, очевидно, сказался... Не доезжая 15 километров до Харькова, вырубился — то есть уснул. Слава Богу, никого не зацепил... Был не пристегнут, и меня выбросило в лесополосу, пролетел метров 20.
Авария случилась где-то в половине 12-го ночи, меня нашли только утром. Новый БМВ вдребезги разбит, восстановлению не подлежал.
Я три часа провел без сознания в реанимации, перенес две операции, но очухался довольно быстро, через пару месяцев уже пошел на поправку. Снова начал забивать, однако после очередного сбора «Металлиста» за границей мне дали понять, что в моих услугах больше не нуждаются.
Надо было или заканчивать, или менять клуб. Даже мысли не было перейти в команду первой лиги или, не дай Бог, второй, как делали многие футболисты. Я решил, что 35 лет — нормальный возраст для того, чтобы заканчивать тем футболистом, которым тебя помнят. То есть футболом я наигрался, повесил бутсы на гвоздик. Бегал для себя за ветеранов. Но это чисто для аппетита.
Если бы не авария, я бы, наверное, еще годика два-три потрепал нервы вратарям. Как раз после моего ухода наступили хорошие времена. Появились нормальные зарплаты в клубах. Но, с другой стороны, я считаю, что все, что не делается, к лучшему.
— Запомнился эпизод из вашей биографии, когда, проигрывая после первого тайма в Одессе ереванскому «Арарату», вы, ветераны «Черноморца», по-взрослому объяснили новому поколению, как надо отдаваться в игре. На второй тайм молодые игроки вышли — кто с подбитым глазом, кто с разбитой губой, и команда одержала победу. Подобные методы внушения повторялись?
— Необходимости такой больше не было. Но в индивидуальном плане в противостоянии с игроками соперника такое случалось. Один раз у меня была отмашка, когда я выступал в составе «Кривбасса». Не помню, с кем играли. Защитнику объясняешь: «Я Гецко, меня лучше не трогать». Но он ничего не понимает, локтями отмахивается, отмахивается. Говорю ему: «Мальчик, ты не прав». Он в ответ нагрубил. Ну, я развернулся корпусом и сильно двинул его локтем в лицо. Меня удалили с поля. Я пропустил за это нарушение пять игр. Еще пару раз кому-то ответил. Да, я наглый, не простой, мощный... Но чтобы исподтишка ударить — никогда!
— Вы откровенно признавались: «Курил не так много, штук 10 в день, не более». Мне это напомнило слова героя Зощенко: «Я, конечно, человек непьющий... Больше двух бутылок мне враз нипочем не употребить. Здоровье не дозволяет»...
— (Смеется). И курили мы, и выпивали после игры, но только шампанское, пиво. Для нас это были восстановительные процедуры после колоссальной траты энергии. В «Локомотиве» даже ввели новшество: в столовой официально давали пиво, выпущенное специально под маркой «Форвард». Но только после удачной игры. В присутствии тренерского состава и врачей позволялось выпить два-три бокальчика из бочонка. Это было в порядке вещей. Но молодежь не подпускали. Бочонок был небольшой — до 20 литров, как раз хватало основному составу. Что касается сигарет, то я курил, как ни странно, лишь когда играл. Сейчас бросил.
— Неужели это не сказывалось на игре?
— Приведу пример. «Карпаты» играли с днепропетровским «Днепром», я в составе львовян... Первый тайм. Имею два-три момента, но никак не могу забить. Попадаю в штангу, в перекладину, нервничаю, захожу в раздевалку, иду в туалет. Беру сигарету, прикуриваю. Постоял под душем. Выхожу на второй тайм и забиваю сразу четыре мяча — делаю самый быстрый покер в истории украинского футбола. Эти голы до сих пор в моей памяти.
— 22 года назад вы вошли в историю отечественного футбола, сыграв в составе сборной Украины первый официальный матч, отличившись первым забитым голом. Ощущали ли вы тогда знаменательность этого события?
— Если честно, я об этой игре даже не вспоминаю. Нас собрали наспех, игроки, конечно, были неплохие (Игорь Кутепов, Олег Лужный, Юрий Никифоров, Олег Саленко), но команда разбалансированная... Времени на подготовку оказалось мало, слонялись по Киеву, и в помине не было нормального газона, тренировались в кроссовках на каких-то огородах.
Когда нам привезли форму, я взглянул на нее и сказал: «Если я сейчас возьму ее в руки, она развалится». Жили в гостинице «Спорт», с питанием — проблемы. У нас со всем были проблемы! Однако согревала мысль об обещанной поездке на товарищеский матч со сборной США...
Играли почему-то в Ужгороде, где стадион небольшой, поле маленькое. Скорее всего, на этом настояли венгры, им легче было туда добираться из Будапешта. И по-видимому, это повлияло на исход матча. У них тогда была приличная сборная, лучшие футболисты играли в известных западных клубах. Как мы вылетали из Киева, на чем мы ехали во Львов, это нельзя даже объяснить, такой был ужас.
Но это мой родной стадион, и я очень обиделся на Виктора Евгеньевича Прокопенко, который руководил сборной, за то, что он меня не поставил в стартовый состав. Даже психанул из-за этого... Но когда нам забили первый мяч, второй, третий, выходить на поле уже не хотелось.
На последней минуте меня выпускают на поле, и я тут же, с семи метров, не попадаю в пустые ворота. А через несколько секунд произошло нарушение справа от ворот венгров. Я не был штатным исполнителем штрафных, но тут взялся, потому что удобно было пробить левой ногой. Мяч влетел в «девятку»!
— У вас есть бизнес в Одессе?
— Да — средний, мелкий. В основном им занимается жена. А я в ближайшее время надеюсь на то, что найду себя в футболе. Но пока все идет не так гладко, как хотелось бы.
— В бытность игроком вы качества бизнесмена все же проявляли: например, удачно перепродавали машины...
— Но этим же занимались все футболисты! Тогда мало кто имел деньги, чтобы приобрести машину. Откуда у меня могло быть девять тысяч рублей? При зарплате 350 рублей и премиальных за выигрыш 250 — это было просто нереально. Поэтому мы брали деньги в долг и машину как бы выкупали. А потом тут же любыми путями перепродавали, зарабатывая на ней пять или шесть тысяч. А то и 10, а то и все 20. Вот это был твой заработок.
Было совсем другое время. Почему футболисты охотно шли в Одессу? Вы, наверное, этого не знаете. Потому что «Черноморец» два раза в году выезжал за границу. А что такое заграница? Ты мог сделать бизнес и заработать столько, сколько не заработал бы в клубе и за год.
Покупал, допустим, здесь фотоаппарат «Зенит» за 160 рублей и две подзорные трубы за 80. Съездил в Марокко, поменял там эти вещи на кожаную куртку. Здесь тебе за нее с ходу давали 2500-3000. А ты, грубо говоря, потратил 300 рублей. Две кожаные куртки — пять тысяч. На эти деньги можно было купить стенку импортную, ванну чугунную, унитаз хороший.
Это не то что сейчас футболист получает тысячи долларов, не выходя на поле, сидя на скамейке. А нам, значит, такая судьба выпала. Не повезло, не в то время родились. Но, слава Богу, жив-здоров, и ни о чем не жалеешь.