На канале "Футбол" у нас был покойный уже Сергей Юрьевич Морозов. Я его очень уважаю. Но он являлся классическим примером, как не должно работать современное телевидение
Жизнь Бориса Деркача разделилась на две части. В первой он выходил на поле в составе ЦСКА, «Металлиста» и киевского «Динамо», выигрывал Кубок СССР, забивал решающие мячи. Во второй – застрелил сутенера и провел двенадцать лет за решеткой. Из них семь лет – в одиночной камере. Освободившись, Деркач стал футбольным менеджером. Еженедельнику «Футбол» он рассказал о славном прошлом, неудачном побеге из тюрьмы и счастливом настоящем.
– В ЦСКА вы оказались в 1986 году, перебравшись туда из киевского «Динамо». Правда, что зеленый свет переходу дал сам Валерий Лобановский, друживший с Юрием Морозовым, который тогда тренировал армейцев?
– Не было зеленого света. Меня призвали в армию. Службу проходил в киевском СКА. Отыграл сезон, получил приглашение от Лобановского. Дал согласие на переход в «Динамо», съездил с командой на сборы. И в это время из Генерального штаба пришла бумага о моем переводе в Москву, в ЦСКА. Там уже и Лобановский ничего поделать не смог. Мне прямо сказали: или едешь выступать за ЦСКА, или может отправляться служить на Дальний Восток. Кто проинициировал эту бумагу, мне неведомо. Факт в том, что Морозов тогда возглавлял ЦСКА.
– Армейцы в 1986 году выиграли первую союзную лигу. Не предлагали остаться в ЦСКА после окончания срочной службы?
– Предлагали. В ЦСКА чувствовал себя комфортно, играл регулярно. Жили вместе с хоккеистами на базе в Архангельском. Иногородних было немало – Татарчук, Пятницкий, Мананников, Брошин. Там озеро, природа, рыбалка. Мне очень нравилось. Помню, как фотографировались вместе с хоккеистами во главе с Вячеславом Тихоновым. После игр собирались в кафе на Горького. Коллектив оказался спаянным, ребята – классными. И казалось, что не так уж и людно в Москве. Вполне мог там остаться. Однако перед дембелем приехал Леонид Ткаченко, позвал в родной «Металлист». Сразу пообещали решить вопрос с квартирой. И я решил вернуться в Харьков. «Динамо» в том году выиграло Кубок кубков, 13 игроков вызывались в национальную сборную СССР. На тот момент не видел для себя перспективы в Киеве – при такой конкуренции было немного шансов заиграть.
– Вы успели выиграть с «Металлистом» Кубок СССР-1988, а затем вновь получили приглашение от Лобановского.
– Два раза в «Динамо» Валерий Васильевич приглашал немногих. Тогда уже начался отток наших лучших футболистов в Западную Европу, было чуть проще пробиться в состав. После отъезда в «Глазго Рейнджерс» Олега Кузнецова я стал в «Динамо» основным защитником. Но наиграть на золотую медаль в чемпионате СССР-1990 не успел.
– Зато в ключевом поединке с ЦСКА дважды огорчили бывших одноклубников и внесли свой вклад в завоевание последнего для «Динамо» союзного «золота».
– Это памятный матч. Забил в середине первого тайма, затем Корнеев сравнял счет. Добили армейцев уже во второй половине встречи: сначала отметился Юран, потомнастал мой черед, а разгром довершил Саленко. Один из голов мне откровенно удался – ударил метров с 35, попал аккурат в «девятку».
– В «Динамо» первое время тоже жили на базе?
– На базе проводил много времени – заезды были постоянно. А жил в гостинице «Октябрьской». На этаже были номера Цвейбы и Лужного. Мы подружились. Со временем Ахрик и Олег сыграют немалую роль в моей судьбе.
– Проблемы в вашей жизни начались с открытием в Киеве казино?
– Именно. Разок зашел – выиграл. Потом другой, третий. Уже не так удачно. Но затянуло, стал регулярно заглядывать в казино. За полгода проиграл около 20 тысяч долларов. Огромные на то время деньги – за 15 тысяч долларов тогда можно было трехкомнатную квартиру на Крещатике купить. А в спальном районе вообще за три тысячи. Влез в долги. В «Динамо» получал около тысячи долларов в месяц. Нужно было что-то решать.
– И вы поехали в Турцию, где должны были подписать контракт с середнячком элитного дивизиона «Бурсаспором»?
– Да, но там с переходом что-то не сложилось. Так что на берег турецкий я съездил зря. Но вскоре подоспело предложение от болгарского «Левски». Зарплата от динамовской особо не отличалась, зато дали 25 тысяч долларов подъемных. Я сразу же в Киев вернулся, все долги раздал. Сдал и ключи от трехкомнатной квартиры на Подоле, которую мне организовал клуб. И от «Мерседеса». В то время «Динамо» спонсировала известная немецкая авиакомпания. Как-то клуб получил подарок от спонсоров – 20 машин этой марки. Нужно было отыграть три года, чтобы получить немецкое авто не в служебное, а в вечное пользование. Я отыграл только два сезона. Мне тогда было 29 лет, мог бы еще три-четыре сезона в «Динамо» спокойно отбегать. Узнал бы, что такое Лига чемпионов. Пузач меня не хотел отпускать, отговаривал от перехода. Дескать, уйти ты всегда успеешь. Если бы не долги, я бы, наверное, и не уехал.
– Тем более в «Левски» у вас не заладилось.
– Сначала играл регулярно, затем у команды сменился наставник. Новый тренер на меня ставку не делал. Я еще удивился: ездили на сборы в Португалию, выходил в контрольных матчах. Как начался чемпионат Болгарии, он меня посадил на скамейку. Спортивный режим я не нарушал, просто не вписывался в тренерскую концепцию. Понял, что нужно менять команду.
– В Венгрию вы переехали транзитом через Николаев…
– Да, почти год отыграл в «Эвисе». Я называл этот период поддержанием спортивной формы. Затем пришло предложение от дебютанта венгерской высшей лиги «Ньиредьхазы». Поехал в Венгрию, отыграл первый круг. Неудачно. Находились на предпоследнем месте. За «Ньиредьхазу» выступало шестеро легионеров: три украинца, казах и два румына. Зарплата была совсем небольшая – 400 или 500 долларов в месяц. Я к тому времени был не один – с девушкой жил, дочь родилась. Тренер «Ньиредьхазы» дал понять, что особо не рассчитывает на меня. И я решил перебраться в Будапешт.
– Хотели найти в столице Венгрии более финансово благополучную команду?
– Хотел с ребятами поговорить, чтобы они своим боссам обо мне рассказали. Олег Ширинбеков выступал за «Вашаш», Василий Рац – за «Ференцварош», Виктор Грачев – за «Дебрецен». Также были надежды в соседней Австрии найти команду. Евгений Лемешко, под руководством которого я играл в «Металлисте», звал в Запорожье, он принял там местное «Торпедо». Но возвращаться на Украину я не хотел. Рынка агентов тогда еще не было, с футболом пришлось заканчивать. И вскоре связался с плохой компанией.
– Как же получилось, что украинцы возглавляли две крупнейшие ОПГ в Венгрии?
– Время было такое. Разгул преступности. В соседнюю Польшу и Венгрию ездили ребята со всего Союза. Заработать. Методы для этого разные применялись. Факт в том, что я тоже попал в это течение. Там можно было заработать гораздо больше, чем в «Ньиредьхазе». И меня засосало.
– Где вы научились стрелять? Уже в Венгрии?
– Из ружья – дома. Дед брал меня на охоту с шести лет, охотились на зверя в черниговских лесах. А вот пистолет в руки взял уже действительно только в Венгрии. Справедливости ради, пробыл я в этом «бизнесе» недолго. В тюрьму попал из-за эпизода с вооруженным ограблением. Подстрелил сутенера, который не хотел платить «дань».
– В камере предварительного заключения вы провели около двух лет. Так долго рассматривали дело?
– Да, дали 11 лет. Сидеть этот срок в тюрьме не хотелось. Мы с подельником решили организовать побег. Естественно, нам помогали: подкупили охрану, во время свидания передали пилу, веревки. У нас в камере были две железные лестницы в полтора метра высотой, чтобы на второй ярус нар залезать. Помогли ребята из соседних камер – там в одной грузины, в другой белорус с чеченцем сидели. Ребята занесли нам еще одну лестницу.
– Такое впечатление, что едва ли не все народы СССР в венгерской тюрьме отбывали наказание.
– В следственном изоляторе нас было 15 человек. Из них шестеро – с постсоветского пространства. Местные зэки боялись нам слово сказать – мы там всех «строили». Для них, правда, что чеченец, что украинец – все были русскими. Помню, вместе с «земляками» фотографировались. Я три или четыре тюрьмы в Венгрии прошел, везде наши были. Уже в одиночной камере надо мной сидели два белоруса, двое ребят из Киева, грузины, чеченцы.
– Вернемся к побегу. Итак, у вас в активе были три лестницы по полтора метра, связанные веревкой. А сколько метров было до земли?
– Наша камера находилась на третьем этаже. Лестница нам была нужна не для спуска, а для того чтобы перемахнуть шестиметровый забор с колючей проволокой. Пять часов мы распиливали решетку и в начале пятого утра 31 декабря 1995 года начали спускаться вниз.
– Охрана быстро заметила?
– Как только начали спускаться – бдительная оказалась. Охранники с вышек открыли огонь на поражение. Из ружей американской марки дробовиков «Ремингтон». Нас спасло расстояние – далеко были от вышек. Поставили лестницу, подельнику я помог перемахнуть через забор. Он был легкий – весил около70 кг. А у меня веса тогда под центнер – реально качался в тюрьме. Это и погубило. Сильно разодрался о колючую проволоку. В лесу догнали собаки. Подельник убежал. Попал в международный розыск. Словили только через пять лет.
– И сколько добавили за побег?
– 4 года. И еще год по основной статье. Всего получалось 16 лет. На волю должен был выйти в 2009 году. Вот здесь мне и помог Лужный. Олег к тому времени уже в лондонском «Арсенале» играл, а я в одиночке сидел. Его агент Шандор Варга договорился о свидании. После разговора со мной Олег дал моей маме 10 тысяч долларов, чтобы она с адвокатом инициировала процедуру моего перевода в украинскую тюрьму. Мама написала прошение в МИД Украины. Процедура заняла несколько лет.
– А вы тем временем жалели, что решились на побег?
– Не жалел. Еще Лобановский любил говорить: «Все будет так, как должно быть. Даже если будет иначе». Все взаимосвязано. Бог мне дал испытания, но при этом уберег меня. Я выдержал очень многое. Семь лет в одиночной камере не каждый просидит. Сразу после побега меня посадили в карцер, просидел там до 6 мая 1996 года. Что такое карцер, знаете? Если нет, забейте в поисковике. Все глиняное, очень тяжелые условия. Затем меня перевели в одиночную камеру. Первое время выводили гулять раз в день рано утром, чтобы никого из сокамерников не увидел. Надевали наручники. Потом уже стали днем выводить, познакомился с ребятами, через окно уже можно было поболтать. Делились передачами с воли – кофе, чаем. Все нормально было.
– Как кормили в венгерских тюрьмах?
– Хорошо. Можно было выбирать меню. Было кошерное для мусульман, было вегетарианское для вегетарианцев.
– Вы отказались работать. Как коротали дни?
– Продолжал качаться. Отжимания на полу, плюс работа со штангой. Штанга – это швабра с двумя сумками, в каждой из которых лежало по 10 двухлитровых бутылок, наполненных водой. Затем мне даже разрешили три раза в неделю в тюремный спортзал ходить. В итоге, когда попал в тюрьму, вес был74 кг. Когда освободился – уже107 кг. Только в карцере не было возможности заниматься спортом.
– В заключении курили?
– 7 лет, затем бросил. С 37 лет не курю. Алкоголь? При желании можно было через охранников пойло достать. Но пить как-то даже не хотелось.
– Наколки, которые в тюрьме вам сделали, не выводили?
– Я уже и забыл, что они у меня есть. Зачем выводить? Это часть моей жизни. Посмотрите сейчас на некоторых футболистов – у них татуировок гораздо больше, чем у меня.
– При переводе в украинскую тюрьму вас снова судили уже по украинским законам?
– Да, после девяти лет в венгерской тюрьме перевели в Ужгород. Около года шло следствие. Дали 15 лет, перевели на поселение под Харьковом. Освободили досрочно в апреле 2005 года.
– Когда вышли на волю, стоял выбор, чем дальше заниматься?
– С остатка тех денег, который дал маме Олег Лужный, купил машину. «Грачевал» – работал таксистом. Подвозил девушку, которая мне очень понравилось, набрался смелости, попросил ее номер телефона. В итоге Татьяна стала моей женой. Сын Артем уже пошел в первый класс, дочке Анне 5 лет.
– Таксистом проработали недолго?
– Тянуло обратно в футбол. Пробовал… Созвонился с Ахриком Цвейбой, он меня поддержал, дал несколько ценных советов. И я решил работать на себя. Корочку не оформлял – трудимся в паре с лицензированным агентом Юрием Предыбайло. Если оформляем какую-то сделку, он подписывает соответствующие бумаги.
– На тренерские курсы пойти не думали?
– Мысли были, но затем понял, что это не мое. Судьи продолжают творить беспредел, загоняют команды. Для тренера это постоянные стрессы. Мне бы что-то поближе к селекционной работе. Вот Ахрик Цвейба сейчас в селекционную службу московского «Динамо» устроился, рад за него.
– С киевским «Динамо» контактируете?
– Пару раз обращался к Игорю Суркису. Оба раза он меня принял без звонка, выслушал, помог.
– С Лужным поддерживаете связь?
– Последний раз звонил, когда он возглавлял «Таврию». Сейчас Олег уехал к своей семье в Лондон.
– На домашние матчи «Металлиста» ходите?
– Был пару раз. Клуб приглашал и на празднование 25-летия в честь победы в Кубке СССР, но у меня проблема с ногой, прихрамываю. Хрящ стерся, нужно ставить в тазобедренный сустав протез. Операция недешевая, около 15 тысяч долларов стоит. Тянет в футбол за ветеранов поиграть, но нельзя. Три метра не могу пробежать, поэтому на праздновании и не вышел на поле. Впрочем, я не переживаю. Деньги накоплю, лягу под нож, знаю, что несколько лет назад подобную операцию провели Мирону Маркевичу. И Мирон Богданович вновь выходит на футбольное поле.
– Недавно вам исполнилось 50 лет – время подводить какие-то промежуточные итоги.
– Сейчас для меня главное – семья. Нужно детей ставить на ноги. У меня уже почти 10 лет – новый отрезок в жизни. Венгерские приключения и тюрьму забыл как страшный сон. Не сломался. Считаю, что из непростой жизненной ситуации вышел достойно. Работа футбольного агента вызывает нарекания у очень многих, но я через свою совесть еще ни разу в этом бизнесе не переступил. С некоторыми у нас не подписаны агентские контракты – только джентльменские соглашения. В этом просто нет необходимости. Ребята знают, что в любом вопросе достаточно моего слова. Я слишком много пережил, чтобы сейчас обманывать людей.
Читайте также: