Вице-президент «Говерлы» Александр Шуфрич рассказал Сергею Болотникову, почему бросил играть и как в 22 года начал руководить клубом, какие долги перед игроками и почему не поддерживал Майдан.

– Какая финансовая ситуация в клубе сейчас?

– Откровенно говорю, тяжелая. Есть игроки, перед которыми задолженность 5-6 месяцев. Но не все. Мы стараемся стабилизировать ситуацию.

– Долги выплачиваются?

– Да, конечно. Рассказы о том, что «Говерла» полгода сидит без денег – это неправда. У нас действительно образовался дефолтный период в начале 2014 года. Но с лета мы начали постепенно погашать задолженности. И пока футболисты играли первый круг, они регулярно получали деньги за предыдущий сезон. Сейчас можно сказать, что мы практически закрыли задолженности за прошлый чемпионат. Позиция нашего клуба – сначала погашать долги перед теми, кто остался с командой в тяжелое время, а потом уже перед теми, кто летом ушел куда-то. В любом случае, все долги перед всеми игроками будут погашены.

– В конце декабря КДК ФФУ принял решение оштрафовать «Говерлу» на три очка (за долги Бойко и Пуканычу. – прим. Tribuna.com), но вердикт не вступил в силу. Почему?

– К чести футболистов, они пошли нам навстречу и заключили мировые соглашения, которые мы стараемся выполнять.

Смотрите, всегда есть два пути в такой ситуации. Первый – футболист идет в суд. И может проиграть – такое тоже было, например, с Бабырем. Если он выигрывает, появляется еще два варианта. Мы можем подавать апелляции, и их будет очень много – это затянется надолго. Те, кто идет до конца любой ценой, в ближайшие годы могут даже не увидеть своих денег. Потому что нагибать и ломать через колено в такой тяжелой ситуации не имеет права ни один футболист. Лучше пойти на уступки – договориться о рассрочке или уменьшении суммы долга. Находится золотая середина, и тогда клуб тоже идет навстречу футболисту.

– Но формально они имеют право требовать все, а вы можете лишь просить заключить мировые соглашения. По логике и справедливости клуб ведь заслужил наказание?

– Только в том случае, если клуб сознательно не хочет платить. Мы смогли донести до футболистов и дисциплинарных органов, что это не наша инициатива, мы просто не можем заплатить все и сразу. И нам пошли навстречу. Причем не только эти двое футболистов.

– Вы же понимаете, что так быть не должно: мы платим, когда у нас получается, а не когда должны? Так чемпионат погрузится в хаос.

– Если футболисты не будут идти навстречу клубам, а будут давить до последнего, чемпионата вообще не станет. Так ведь не всегда было. Сейчас в украинском футболе дефолт, и будущее зависит от обоих сторон. Если мы хотим сохранить футбол, всем надо пойти на уступки.

– Почему «Говерла» не может платить?

– Сложная экономическая ситуация в стране.

– Как именно это сказалось на клубе? У владельцев возникли серьезные проблемы с бизнесом?

– Это вопрос не ко мне.

– Вы не интересовались даже?

– Я работаю в рамках своих полномочий.

– Погодите. Футболисты приходят к вам и требуют свои деньги. Вы же не отвечаете им «Я работаю в рамках своих полномочий» или «Посмотри, что в стране творится»?

– Футболисты приходят не только ко мне. у них есть прямой контакт с инвесторами клуба, они могут решать эти вопросы напрямую.

Я вам так скажу. Инвесторов никто не заставлял тратить свои деньги на клуб. Это просто их желание. Сейчас у нас возникли проблемы, и мы их не скрываем, в отличие от других клубов. Я не считаю, что в наши обязанности входит отчитываться перед всеми о своем финансовом состоянии. Пора уже нашим болельщикам научиться быть с командой до конца, несмотря ни на что.

– Да не надо отчитываться. Просто объясните.

– Вице-президент клуба открыто говорит, что есть долги, и что клуб делает все, чтобы их погасить и команда продолжала играть – что еще нужно болельщикам, какие еще гарантии и объяснения? Футболисты не голодают, поверьте. Если не учитывать задолженности, то они получили за последний год сумасшедшие деньги по меркам обычного украинца. Вот когда зарплаты совсем не выплачиваются или возникают проблемы с функционированием команды – тогда можно спрашивать с клуба.

– Не легче ли признать, что вам футбольный клуб не по карману и предложить его тому, кто потянет?

– Пока что у инвесторов есть уверенность, что удастся справиться с долгами и продавать клуб нет необходимости.

– Ваш прогноз – когда удастся закрыть все долги?

– К концу чемпионата мы планируем выйти в минимальный зазор – в приделах допустимых 2-3 месяцев задолженностей.

– Какие выводы вы сделали из этой ситуации?

– Финансовая политика клуба изменилась, конечно. Бюджет и зарплаты урезаны в два раза. Только хочу сделать уточнение – такая информация дважды проходила в прессе, и все подумали, что уменьшение в четыре раза. Нет, только в два. Это распространяется на всех футболистов.

– Зарплаты ваших игроков привязаны к курсу доллара?

– Есть определенные привязки. Но я не могу сказать, что мы много потеряли. Нашли компромиссное решение – баланс, при котором и клуб, и футболисты не сильно пострадали. Поэтому у нас никогда не было конфликтов с игроками из-за курса.

– Правда, что в «Говерле» установлен потолок зарплаты в 15 тысяч долларов? Или может даже меньше, учитывая новый курс в 26 гривен за доллар?

– Давайте про цифры не будем.

– Ну, вообще потолок существует?

– В виде строгого ограничения – нет. У нас просто абсолютно средние для чемпионата Украины зарплаты.

– Какой сейчас бюджет «Говерлы» после сокращения?

– Это закрытая информация. Мы не «Челси», но и не клуб первой лиги. Соответствуем уровню.

– Как все секретно... Можете хотя бы объяснить – клуб принадлежит только Нестору Шуфричу? Я почему спрашиваю: ваш отец задекларировал за 2013 год почти 11 млн грн доходов, еще 2 млн на счетах и ценными бумагами. Даже если все эти средства потратить на «Говерлу», все равно не хватит на сезон. Как так?

– Честно говоря, я не владею информацией о финансах.

– В это же очень сложно поверить. Просто интересно: ваш отец не один финансирует клуб или он неправильно заполнил декларацию?

– Все украинские клубы имеют специфическую структуру собственности. Есть несколько компаний, которые вкладывают деньги в «Говерлу». Скажем так, отец является основным идеологом клуба, который находит необходимые средства. Как это происходит – вопрос к нему. Более-менее стабильное финансирование есть. Моя задача и руководства «Говерлы» – рационально использовать эти деньги.

– Вы собираетесь наконец заплатить Александру Севидову и покончить с этим конфликтом?

– Мы не отказываемся от долга и готовы хоть завтра заплатить задолженности по его зарплате за 1,5 месяца.

– Почему до сих пор этого не сделали?

– Потому что претензия Александра Владимировича в 5-6 раз превышает нашу задолженность.

– Он говорил, что дополнительная сумма, которую требует от «Говерлы» – небольшая.

– Большая. Он решил помимо зарплаты требовать еще компенсацию.

– И, по-вашему, не имеет на это права?

– Нет. Он ушел по собственной инициативе, «Говерла» ему ничего, кроме зарплаты, не должна.

– Севидов уверяет, что речь идет не о компенсации.

– Я могу показать документы.

– Почему не можете закрыть вопрос по зарплате и судиться уже по компенсации?

– Так он уже получил в определенных инстанциях решения, которые частично удовлетворяют его требования. Не думаю, что он готов отказаться от них. Мы же хотим доказать свою правоту исключительно юридическим путем.

– А со стороны кажется, что вы просто обижены на него из-за переговоров с «Карпатами» за вашей спиной и хотите отомстить.

– Неправда. И не мы эти претензии объединили. Это были два разных иска, но органы ФФУ слили их в одно.

– На какой стадии разбирательства? Что-то изменилось после вашей очной ставки на канале «Футбол»?

– Тогда дело было в апелляционном комитете КДК ФФУ, сейчас оно уже находится в спортивном суде Лозанны. Давайте просто подождем.

– «Говерла» – один из самых одиозных клубов УПЛ. Регулярные скандалы, обвинения в заговоре. Кто действует против вас и зачем?

– Это не только против нас. И «Волынь», и «Карпаты», все клубы ниже рангом постоянно оказываются в ситуациях, когда предпочтение отдается большим клубам. Если несколько команд собираются сниматься с чемпионата, это уже тенденция, а не просто чьи-то психи или эмоции.

– Почему так происходит, по-вашему?

– Может быть две причины: или заинтересованность арбитров, или некомпетентность.

– К чему вы склоняетесь?

– У нас нет доказательств предвзятости. Значит, исходить надо из некомпетентности. Но многие руководители клубов имеют непосредственное отношение к парламенту. Им ничто не мешает подать законопроект, который приравнял бы статус футбольных функционеров к должностным лицам. И тогда применять к ним законодательство по коррупции.

– А что мешает это сделать вашему отцу, президенту футбольного клуба и депутату в одном лице?

– Давайте я не буду приоткрывать занавес. Пускай мой отец и остальные политики наведут порядок в стране, а потом уже «Говерла» может выступить с инициативой, чтобы наладить ситуацию в футболе.

Когда-то разговоры такие ходили. У меня даже была идея подать такой проект – документ такого плана уже был на какой-то стадии рассмотрения. Но дальше разговоров не дошло.

– А сейчас против «Говерлы» ведется закулисная игра?

– Если бы мы говорили о какой-то целенаправленной травле, мы бы, конечно, были похожи на параноика. «Говерла» не настолько значимый клуб, чтобы федерация или арбитры сознательно действовали против нас. Но в определенных эпизодах мы страдаем.

– Большие клубы лоббируют свои интересы в ФФУ?

– Нет, это просто некомпетентность. Судейский корпус работает плохо. Нужно менять систему. Либо поменять всех арбитров, либо сделать так, чтобы они допускали меньше ошибок, а для этого надо повысить их ответственность. Сейчас судьи не наказуемы.

– Для этого мы пригласили европейского топ-специалиста по судейству – он ведь не враг себе и знает, что делает?

– Коллина допустил главную ошибку – он не столько учитель арбитров, сколько их адвокат.

– Возможно, потому что у него нет другого выхода – если менять рефери каждый тур, они просто закончатся.

– Никто не заставляет менять. Отстранить на полгода. Следующий раз арбитр уже не допустит такой ошибки.

– Так это то же самое, что поменять. В общем, вы не доверяете Коллине?

– Я просто делаю выводы из результатов его работы. Если эксперимент с иностранным специалистом не помог, значит, надо искать других.

– Кто-то в Украине сделает лучше, чем Коллина?

– Думаю, да.

– Хотите, чтобы вернули Татуляна? Или кого-то еще?

– Почему мы всегда берем в руководство арбитров? Можно поставить менеджера.

– Менеджера можно представить во главе ФФУ, но чтобы учить арбитров нужен человек, досконально знающий ремесло. Разве нет?

– Построить судейскую инфраструктуру, создать орган, который будет оценивать работу судей по определенным канонам, может только профессиональный менеджер.

– Но ни ФФУ, ни УПЛ ничего не меняют в судейском корпусе. Вас устраивает их работа?

– УПЛ – слишком молодое образование, чтобы его оценивать. А ФФУ, конечно, после ухода Григория Суркиса сделала шаг назад.

– Получается, «Говерла», как и все остальные клубы, жалуется на ФФУ, но при этом ни один клуб, включая ваш, не предложил кандидата на предстоящие выборы президента федерации – если не считать внезапного выдвижения Игоря Коломойского.

– Мы решаем внутренние проблемы. Пока с собой не разберемся, не имеем даже морального права кого-то советовать в ФФУ. Ситуация в стране сыграла в пользу тех, кто выдвинул свои кандидатуры – из-за нее ни клубы, ни болельщики не уделили выборам достаточно внимания. Они проходят в каком-то тумане.

– Вас можно назвать руководителем клуба?

– У меня есть полномочия руководителя. Но нельзя сказать, что я могу влиять на все процессы. Больше занимаюсь спортивной частью – ближе к команде, чем к хозяйственным делам.

– Вам 26 лет. Вы стали вице-президентом клуба в 22 года; у вас нет профильного образования, а тогда и вовсе не было никакого; клубом владеет ваш отец. Не самый профессиональный подход к футболу, согласитесь.

– Когда я пришел в клуб, у меня уже был диплом специалиста, получал магистра (в Академии адвокатуры Украины в Киеве. – прим. Tribuna.com). А вообще, это была не моя идея.

– Отца?

– Он хотел быть поближе к команде, но занятость не позволяла – даже на матчи тяжело было ездить. Поэтому он предложил мне – человеку, который всегда близко и которому можно доверять.

– У вас не было мысли отказать? Мол, погодите, я еще слишком молодой для такой серьезной должности и слабо разбираюсь.

– А я не с первого раза согласился. Были сомнения, конечно. Тем более, что мне предложили не просто взяться, а составить концепцию, расписать, как я вижу развитие команды на ближайшие годы. Тренер, философия игры, развитие инфраструктуры. Я написал программу – может, где-то наивную немного, но поставил условия, при которых смогу ее реализовать. И руководители дали мне шанс.

– Вы же понимаете, что это не из-за уровня этой программы, а потому что вы сын Нестора Шуфрича?

– Я понимал, какая будет реакция. Начинал с полного презрения и недоумения. Но старался своими действиями доказать обоснованность такого решения. Если бы я не выровнял ситуацию, то уже давно и плохо закончил бы.

– Вас не смущает такая «преемственность власти»?

– Не вижу в ней ничего плохого. Есть же подобные примеры даже в современном футболе. Тот же «Ювентус».

– Или «Милан», которым руководит дочь Берлускони.

– Ну вот. Примеров много. Владельцам клубов, возможно, не хватает моральных сил. Каждый матч – это море эмоций. И они решают избавиться немного от этого груза.

– Каково было подхватить этот «груз» в 22 года и работать с людьми, которые считают себя более компетентными?

– Мой главный принцип – не указывать там, где я не могу быть компетентен. Поэтому я не учил тренеров тренировать, а футболистов – играть.

– Бывали конфликты из-за разницы в возрасте и статусе? Кто-то ведь мог не сдержаться и фыркнуть: «Ты чего тут раскомандовался, мальчик?»

– Бывало, конечно, что футболисты обижались. Из-за штрафов, например. А порой я не свои решения объявлял, но вся ответственность ложилась на меня.

– Увольняли людей?

– Да, приходилось. Но это было не так, как кто-то себе представляет – пришел мальчик и сказал, мол, уходи отсюда. У меня есть президент, инвесторы, гендиректор. Все решения, в том числе мои идеи, являются коллегиальными, даже если кому-то сложно в это поверить.

Я старался действовать так, чтобы мои шаги не вызывали большого резонанса. Тем более, что многих людей в клубе я знаю с детства. Даже если вижу, что они не идеально работают, это не повод сразу же их убирать. Футбол – это тоже семья. Хотя иногда действительно приходилось переступать через себя. Но это позже. Сначала зарабатывал авторитет.

– Каким образом?

– Принимал решения, которые потом доказывали мою правоту. Например, я рекомендовал пригласить Александра Севидова. Но поначалу его не воспринимали в Ужгороде. Мол, зачем нам тренер с восточной Украины, своих хватает, а этот нигде больше года не работал и ни к чему не приведет. Пресса, особенно местная, серьезно его клевала. А я защищал, и не напрасно – первым годом нашего сотрудничества могу гордиться.

По поводу Одонкора или Ле Таллека тоже все плевались. Но когда Одонкор чуть не «сломал позвоночник» одному из полузащитников нашей сборной, сразу все вопросы отпали. Да, он больше лечился, чем играл и тренировался, но свою роль сыграл. Ле Таллек вообще приехал к нам тощим юношей, у которого мало что получалось даже на уровне дубля. Но вырос, практически вытянул нас в мертвом сезоне и перешел в достаточно хороший клуб («Мордовию» из РФПЛ – прим. Tribuna.com).

– Чего удалось добиться в менеджменте клуба?

– «Говерла» была серой безликой командой, у которой, кроме прицепившегося названия «лифт», не было ничего. Стояла задача провести ребрендинг и начать с нуля эдакий «полуевропейский» проект, со своим стилем. Прежде всего – в корне изменить трансферную и футбольную философию. Мы сместили акценты работы – с клуба на команду. На первом месте теперь команда, а клуб делает все, чтобы она хорошо функционировала.

Ну и хозяйственными делами тоже начали заниматься. За счет клуба были полостью реанимированы три поля на стадионе – раньше мы тренировались на одном. Улучшили экипировку, раздевалки и прочие мелочи, которые на самом деле заметно помогают команде.

– Это правда, что вы начали учиться на тренера?

– Да. Хотя никаких тренерских амбиций у меня нет, просто чтобы лучше разбираться в работе. Это не значит, что я теперь буду ходить по клубу с дипломом и приговаривать – вот, смотрите, что у меня есть теперь, слушайте сюда.

– В принципе, футбол вы уже знали изнутри – играли же. Почему закончили карьеру?

– Если откровенно, это довольно болезненный вопрос. Я пошел навстречу родителям. Они видели меня в другой роли. Оценив, сколько они вложили в меня, после долгих раздумий, принял решение, что закончу с футболом и пойду учиться на юриста. Тогда тоже был революционный период. В семье решили, что юрист, которому можно будет доверять, не помешает.

Учился, можно сказать фанатично. Перестал интересоваться футболом, даже не предполагал, что вернусь в него в такой роли.

– Вас готовили стать депутатом?

– Нет, у нас в семье принцип такой, что в политике участвует только один человек. Если вдруг Нестор Иванович достигнет какого-то пика или захочет завершить карьеру, тогда можно будет думать. Пока в политику я не собираюсь.

– Получается, до того, как стать вице-президентом, вы вообще нигде не работали?

– Работал, конечно. Начинал как все – с третьего курса проходил практику в юридической фирме, а потом меня взяли на полную ставку юриста.

– Не жалеете, что бросили футбол и юристом тоже не стали?

– Когда я играл, было очень сильное поколение футболистов – Алиев, Олейник, Лысенко, Приемов, совсем молодой Луис Адриано тогда бегал. И я видел, что проигрываю этим ребятам в таланте, врожденных качествах. Если бы продолжил, ничего бы хорошего не получилось. И все равно были бы разговоры, что папа договорился, пристроил куда-то.

Но футбол пошел не в то русло. Сейчас, когда смотрю на некоторых футболистов, их игру и зарплатные ведомости, жалею, что закончил футбольную карьеру – финансово было бы выгоднее остаться. Давайте прямо говорить. Сейчас, если умеешь быстро бежать, мяч отлетает от тебя меньше, чем на три метра, и иногда можешь отдать передачу – ты уже футболист. Страна после этих телевизионных шоу поделилась на певцов, танцоров и футболистов – кого ни спроси из молодежи. А, ну и еще кулинарят все.

– Когда говорите с отцом о политике – разногласия возникают?

– Конечно, у нас в семье демократия. И у меня бывают другие взгляды.

– Споры до хрипоты?

– Нет, в ключевых моментах мы все-таки мыслим похоже. Но о нюансах, бывает, спорим. Не сильно, потому что у отца более веская позиция. Я могу разве что ходатайствовать, скажем так. А оспаривать – нет.

– У вас было одинаковое отношение к событиям на Майдане?

– Позиция отца мне очень импонировала, она на 90% совпадала с моей.

– Какая именно позиция?

– Такая воля к переменам вызывает большое уважение и сопереживание, но, как и отец, я смотрел на все это чуть с другой колокольни, в отличие от протестующих. Мне кажется, людей использовали. Они не могли добиться того, за что боролись, не в то русло была направлена энергия. Позиция, которую занял мой отец, была позицией здравого смысла и сдержанности – он не пошел на поводу эмоций и проявил политическую выдержку (Нестор Шуфрич голосовал за законы 16 января. – прим. Tribuna.com). Дальнейшие события доказали, что он во многом был прав.

– Вы вообще были на Майдане?

– Нет. Но у меня много друзей, причем близких, которые очень активно поддерживали Майдан, принимали участие во всех событиях, в том числе трагических. Энергетику, которая от них исходила, я дистанционно ощущал.

– Но ведь они, по сути, выступали и против вашего отца в том числе?

– Ну, насколько мне известно, это была революция достоинства и против режима Януковича, ущемления прав людей, уничтожения демократии. Наша семья на определенном этапе тоже пострадала от этого режима не меньше, чем некоторые люди, называющие себя борцами за свободу.

– Во время Майдана ваш отец был в правящей «Партии регионов», то есть – частью этого режима.

– И остался там после Майдана, когда партия разделилась на два лагеря – одни сбежали, а другие пытались выровнять ситуацию в стране.

– Тем не менее, вы ведь не поддерживали Майдан?

– Как можно не поддерживать демократию и какие-то моральные ценности? Не поддерживал я путь, способ достижения цели. Но, возможно, я слишком молод, чтобы судить о таких вещах. Вины отдельных людей тут быть не может, виноваты все – в том, что потеряли контроль.

– Вы сейчас говорите, как ваш отец и заправский политик.

– Ну, если серьезно – Майдан разве контролирует ситуацию в стране?

– А должен?

– Давайте так – в политике я всегда поддерживаю отца. Считаю, что он намного больше повидал и знает. Когда он принимает решения и готов нести за них ответственность, мне нет смысла не верить ему.

– Что касается войны – вы тоже поддерживаете позицию отца, который не признает, что это противостояние с Россией?

– Так об этом никто из власти прямо не говорит.

– Не говорят «война» из юридических соображений, но первые лица государства открыто называют Россию агрессором, парламент даже принял соответствующее постановление, за которое ваш отец не голосовал.

– В том, что сейчас происходит в стране, виноваты все стороны, которые имеют отношение к этому процессу.

– Вы опять говорите политическими лозунгами. Можете просто сказать – что и почему, по-вашему, произошло на Донбассе?

– Часть страны решила не считаться с интересами другой части в судьбоносных вопросах. Получился конфликт. Вот как можно было проводить выборы, когда полстраны не голосует?

– Разве эта «половина» не сама создала ситуацию, при которой на Донбассе невозможно было голосовать?

– Я не политик. Сужу по информации, которую получаю с новостей. Для меня все не столь очевидно.

– Хорошо, допустим, остальная Украина действительно спровоцировала конфликт с Донбассом. Но каким образом он превратился в войну?

– А не должно было возникать конфликта... В общем, сейчас не стоит обсуждать прошлое, у нас есть президент, мы на пороге мира, конфликт загасает. Давайте не будем его разжигать заново.

– Просто сформулируйте свою версию происходящего.

– Это результат того, что Украина, в которой возник внутренний конфликт, ослабла и подверглась внешнему влиянию.

tribuna.com