21 мая, на 94-м году жизни, остановилось сердце Екатерины Захаровны Адаменко, мамы выдающегося футболиста и главного тренера украинской национальной сборной Олега Блохина. В 40-50-х годах Екатерина Адаменко была знаменитой легкоатлеткой, неоднократной чемпионкой СССР и Украины по пятиборью, прыжкам в длину, в беге на 100 и 80 метров с барьерами. Заслуженный мастер спорта, заслуженный работник физической культуры и спорта, судья всесоюзной категории. Целых 55 лет, фактически до последних дней жизни, она работала в Киевском национальном университете строительства и архитектуры на кафедре физвоспитания.

Отец Олега, Владимир Иванович Блохин, которому в июле исполнится 90, воевал на Ленинградском фронте, защищая великий город в дни блокады. Потом работал в МВД. 12 лет возглавлял Федерацию современного пятиборья УССР, был начальником учебно-спортивного отдела республиканского общества «Динамо».

— Владимир Иванович, наши читатели разделяют горе, постигшее вас. Извините, что вторгаюсь к вам с вопросами. Вы потеряли самого близкого человека, это даже трудно представить...

— Не представляй, не надо. Это ужасно! У тебя есть жена?

— Да.

— Когда кто-то из вас уйдет из жизни, почувствуете, как это трудно, как тяжело. Иногда мне звонят те, кто уже прошел через это, интересуются, как я себя чувствую, как живу. Я их тоже спрашиваю: «А как вы себя чувствуете? Как живете?». — «Ой, — говорят, — ужасно! Снятся кошмары». Я никому не хочу такой беды, но такова жизнь.

Иной раз ночью не спишь. Она словно стоит передо мной, вижу ее. Закрываю глаза, хочу уснуть, и снова она представляется. Думаю: «Пойду, в кресло сяду, может быть, пройдет?». Ничего не помогает!

Я вот что сделал — не знаю, правильно или нет. Изготовил шесть Катиных портретов и расставил везде, где мне надо. И куда ни пойду, везде ее портрет. Думаю: может, успокоюсь, приду в себя. Нет, не получается. А убирать я уже ничего не хочу. Хочу ее помнить, помнить, помнить!

— Сейчас бесконечные смены жен, мужей — привычное дело. Поэтому такие союзы, как у вас, вызывают огромное уважение и удивление. 60 лет вместе! Как вы смогли прожить столько времени в ладу?

— Я ее, а она меня старались поддерживать, уважали друг друга. Если и были какие-то выяснения, то как временное явление. Я, если что-то испортилось в хозяйстве, — чинил, ремонтировал. По-слесарному, по-домашнему, по-мужски — умею это делать. Надо сходить в магазин — я в магазин. Надо куда-то съездить, привезти то, что ей нужно, — ехал. Она готовила и завтрак, и обед, и ужин. Для красного словца скажу, что когда Олег играл, вся команда киевского «Динамо» приходила к нам кушать.

— И на всех хватало?

— У нас в большой комнате стоял стол, который я специально сделал. 30 человек можно было за него усадить. А меньше 20-ти у нас не кушало. Были также ее ученики, воспитанники, студенты. Приходили мои лучшие друзья, товарищи, которые еще живы-здоровы.

— Было у Екатерины Захаровны фирменное блюдо?

— Все блюда у нее были фирменные. Все, что она ни приготовит, кушали с удовольствием, и все были рады и довольны. Она умела делать салаты, оладушки, сырники, куриные ножки, котлеты, отбивные. Кстати, Олег больше всего любил жареную картошку с отбивной. За что Катя ни бралась, все у нее получалось очень хорошо. Была мастером на все руки. Мас-те-ром!

— Каким образом Екатерине Захаровне удавалось сохранять невероятную жизненную активность? Трудно припомнить кого-то, кто бы работал в ее годы, людям бы поскорее на пенсию...

— Откуда я могу знать? Может, у нее гены особенные... На девять дней я организовал встречу у нее на работе. Там было человек 30, и каждый вспоминал, как она работала. Я даже не знал тех деталей, которые мне рассказали.

— Она болела в последнее время?

— Болела, как все болеют — и дети, и взрослые. Но в постели не лежала.

— И продолжала ходить на работу?

— В январе (Екатерине Захаровне было 93 года и три месяца! - Авт.) я ей сказал: «Бросай, не ходи больше, хватит!». На поминках меня ребята тоже спрашивали, была ли она больна, говорили: «Зачем вы ее не пустили на работу? Она бы ходила, и все было бы в порядке». Поди знай! Я сам 20 лет не работаю. Мне это уже не нужно. Я сделал в жизни все, что можно было, и даже больше того.

— Помните, как вы познакомились?

— Она была молодая, я молодой... Служил начальником химической службы полка и старшим следователем. К нам прикрепили 20 ведущих спортсменов страны, в том числе и Екатерину Адаменко...

Начальником физподготовки был Василий Сох, чемпион Советского Союза в беге на 400 метров. Он часто приходил ко мне в гости с женой. Однажды вместе с ними пришла подруга его жены Катюша Адаменко — небольшого роста, курносая, подвижная.

— В одном из интервью она так описала себя в те годы: «Я была розовощекая, круглолицая, волосы белые, как солома. Молодая, интересная, никакой косметики. Певунья и плясунья»...

— Мне она сразу понравилась, мы стали встречаться. Шел 44-й год. Тогда были совсем другие люди, другие отношения, другой обиход.

— На 85-летие Екатерины Захаровны вы написали ей трогательные стихи о любви. Помните их?

— Забыл уже. За эти годы столько всего перед глазами прошло! Когда-то я отвечал за техобразование в учебных заведениях Киева, руководил киевским городским советом ДСО «Трудовые резервы». И должен был знать 85 директоров, такое же количество замов и руководителей физического воспитания, имена лучших спортсменов. Я тогда все помнил, а сейчас забыл. Что я могу сделать?

— На свадьбе Олега, когда он женился на Ирине Дерюгиной, Екатерина Захаровна плакала. Это было предчувствие того, что их брак распадется?

— Черт его знает! Может, поругались, сказали что-то не то друг другу, как это бывает.

— Екатерина Захаровна сожалела о том, что в 1952-м не попала на Олимпийские игры из-за родов?

— Понимаешь, люди любят друг друга и рожают детей тогда, когда хотят, а не тогда, когда им скажут. Так получилось. Может, она и переживала из-за того, что не поехала на Олимпийские игры. Но зато она родила, и это было для нас большое счастье.

Я сегодня просматривал свой архив, свои записи. Работал тогда в МВД. В одной из газет написали: «В день рождения сына Владимира Ивановича Блохина секретный отдел МВД гулял всю ночь».

— Насколько я понял, воспитывали сына вы довольно жестко...

— Олег никогда не жаловался, не говорил: «Мне трудно, я не могу». С четырех лет он бегал кроссы. Я поднимал его в семь утра, брал секундомер и пускал по маршруту. После кроссов — гимнастика. Потом шел в школу. После школы опять тренировки. Катя тоже с ним занималась. Давала ему другие упражнения.

— Вы их согласовывали друг с другом?

— У меня в основном были кроссовые тренировки, пробежки, а у нее — упражнения легкоатлетические: старты, дистанции, прыжки. Так что сын был у нас подготовлен во всех отношениях. И язык у него был хорошо подвешен.

Олег сначала все время был с матерью, она брала его с собой на работу. И пришла нам в голову идея — занять его футболом. Я был начальником учебно-спортивного отдела республиканского совета «Динамо». Позвонил Александру Леонидову, который работал в детской футбольной школе «Динамо»: хочу, мол, показать сына. Он: «Жду вас на стадионе».

В тот день просматривались десятки мальчишек, но Олега отобрали. Леонидов потом объяснил: «Подкупила его скорость. В футболе это решающий фактор. Олег легко убегал от всех». А скорость у сына от кого? От матери, которая была спринтершей

— Когда Олег начал играть за юношей киевского «Динамо», вы с Екатериной Захаровной запретили ему получать деньги. Почему?

— Мы были убеждены, что деньги в таком возрасте — 14-15 лет — могут только испортить. Имея большие суммы на карманные расходы, трудно удержаться от соблазнов. Поэтому сказали Михаилу Коману, который руководил в то время: «Не нужно ему платить. Мы достаточно обеспечены». Год или полтора это длилось. Все, что ему нужно было, мы покупали. Лыжи, коньки — пожалуйста! Нужен спортивный костюм — никаких проблем. Хочешь модную куртку? Вот тебе куртка.

Когда Олег играл за дубль, ему определили 150 рублей в месяц. Оценивали его труд, талант, вклад в успехи «Динамо». Французы за него, 17-летнего, предлагали 10 миллионов долларов! А ведь были такие, кто считал, что из «этого белобрысенького» ничего не получится, что он папенькин и маменькин сынок, потому что мы с матерью сопровождали его везде. Бросали работу и ехали с ним на соревнования, на тренировки.

— Правда, что Валерий Лобановский из женщин только Екатерине Захаровне позволял присутствовать на тренировках?

— Да, мы ездили с ней и на игры, и на тренировки. У нас специальные пропуска были. Валерий Васильевич не возражал, замечаний не делал. Только подойдет, спросит: «Как вы себя чувствуете? Какое настроение?». У него был свой характер и, как говорится, свои дела.

— Вы позволяете себе делать замечания Олегу как тренеру?

— Или — он позволяет делать ему замечания? Если мне нужно что-то ему сказать, я, конечно, говорю в личной беседе. Поднимаем кое-какие вопросы, обмениваемся «думками».

У нас не было такого, что мы его приглашали и отчитывали или указывали. Олег звонил, я передавал Кате  трубку, она говорила то, что считала нужным, я высказывал свое.

— И вы, и Екатерина Захаровна мечтали, чтобы ваш сын возглавил киевское «Динамо», которое его взрастило и прославило...

— Я уже высказывался на эту тему и могу только повторить: убежден, что Олег сможет справиться с тем бардаком, который царит в команде. До сих пор никто другой, как показывают результаты, на это был не способен. Не помогут и иностранцы.

— По-прежнему посещаете матчи киевского «Динамо»?

— Видишь, в чем дело, Миша. Мы когда-то очень сильно болели, а потом, не стану тебе говорить, почему, — перестали.

— Разочаровались в ком-то или в чем-то?

— Да, приходится сомневаться в некоторых людях, потому что они неуважительно отнеслись к Екатерине Захаровне, не пришли на ее похороны. Хоть бы позвонили или записку передали. Не хочется об этом даже упоминать. А мы их кормили и поили, обстирывали, предоставляли жилплощадь, когда они были бедны и не знамениты.

Не буду перечислять, кто был на похоронах, но присутствовала вся Федерация футбола Украины, хотя, казалось бы, какое она имеет отношение к Екатерине Захаровне Адаменко? Я даже не могу говорить, знаешь, уже не выдерживаю...

Просто вспомнил Бориса Михайловича Воскресенского. Это действительно человек. Подошел, обнял, выразил соболезнование. А почему те, о ком она годами заботилась, не пришли, не могу понять...

— Вы с Екатериной Захаровной — ветераны войны, заслуженные люди. Ваш сын — мировая знаменитость. Какие пенсии вам определило государство?

— Миша, я тебе скажу: раньше пенсия была очень небольшая. Но тогда кочан капусты стоил семь копеек. А сейчас — семь гривен. Поэтому нам пенсию прибавляли и догнали до двух тысяч каждому. Это тоже хорошо. Мы такие вопросы никогда не поднимали: заслуживаем чего-то большего или нет. Спокойно принимали.

Лишние деньги — лишние заботы. Надо уметь жить по средствам. Катя — участница Великой Отечественной войны, есть медали, удостоверение. Я сам участник войны и обороны Ленинграда в дни блокады. Чтобы туда попасть, надо было быть или мышью, или кроликом. Пробирались пешком через Ладожское озеро.

Ты не представляешь, какой там был голод! Описать и передать это словами невозможно. Из картофельных очистков повара нам делали котлеты. Но давали выпить 100 граммов каждый день, если ты на передовой. А на отдыхе — нет. Чтобы поддержать боевой дух солдат, я предложил организовать ансамбль песни и пляски. Командир полка выделил 40 человек. Каждому ленинградцу-блокаднику нужно памятник ставить.

— И тем, кто их оборонял...

— Вот мы с Катей и обменивались: она — своим горем, я — своим. У моих отца с матерью было восемь детей, и в ее семье столько же. Теща родила Катю в 50 лет, она была последним ребенком. Так что жили «припеваючи». До школы было пять километров, Катя туда не шла, а бежала. На войне потеряла не только мужа, но и двух старших братьев. Рассказывала: «Бывало, принесу домой кусочек хлеба, дам его маленькому Коле (старший сын Екатерины Захаровны от первого брака. - М. Н.), а он его разделит пополам и говорит: «Это мне кусочек, а это тебе, мама, на завтра»...

У нас хороший помощник — сын. Говорим: надо купить что-то, — он купит, пошлет человека, тот привозит. Так что мы не нуждались.

— Какие у вас жилищные условия?

— Раньше жили на Антонова в пятиэтажной хрущевке — на четвертом этаже. А сейчас на улице Уманской. Когда Катя была депутатом райсовета, ей предложили выбирать: первый этаж или пятый. Мы подумали: дело-то идет к годам, избрали первый. Это очень удобно. Приехал, поставил машину и сразу домой. Не надо никуда подниматься.

— Последние слова вашей супруги? О чем вы говорили? Как все произошло?

— Она себя плохо чувствовала и легла отдыхать в 12, я — в половине первого. Это было 21 мая. А с шести часов я бегал, давал ей нашатырный спирт, корвалол, валокордин. Вызвал «скорую», все время в окно поглядывал: нет ли машины. Тут мне хочется выразиться по-мужски...

В семь, когда Кати уже не стало, приехала одна «скорая» — зафиксировала смерть, появилась вторая — тоже зафиксировала, затем прикатила еще и третья, чтобы отметиться. Чего фиксировать-то? Надо вовремя приезжать, когда вам звонят, а не когда вам хочется. Если бы они прибыли как положено, может, беды и не было бы. Сделали бы укол или дали бы какое-то лекарство — и спасли бы человека.

У меня после похорон, после всей этой сутолоки, тоже начались перебои с сердцем. Я вызвал «скорую» от «Бориса», она примчалась через 15 минут. Сделали то, что нужно, и уехали через полтора часа, когда пульс у меня восстановился.

Я позвонил дежурному, поблагодарил за своевременную помощь. Со мной на второй день связался старший врач, спросил, как я себя чувствую. Затем был звонок от врача, который приезжал. Вот это, я понимаю, человеческое отношение. А тех, кто только фиксировать кончину приезжал, я бы палками бил — поочередно.

— Екатерину Захаровну похоронили 23 мая на Байковом кладбище. Кто об этом позаботился?

— Федерация футбола помогла, оказали содействие глава горадминистрации Киева Александр Попов, Министерство спорта. Нашлись друзья, товарищи, которые помнят меня и особенно Катю. Олег из Турции моментально прилетел. В течение суток все вопросы были решены. Медицина за нами ездила — не одна, а две машины. Извинялись все время. Да чего уже теперь-то?

— Знаете, как утешают церковные люди: «У Бога нет мертвых, у Бога все живые»...

— Я не церковник, не молебщик. И я не крещусь. Понимаешь, вот мне говорят: «Надо девять дней соблюсти... надо 40 дней». А почему не говорят о том, чтобы я жил 120 лет?

— Вы хотели бы столько жить?

— А почему нет? Я даже Кате сказал: «Мы должны прожить 120 лет для того, чтобы удивить людей».

— Вы и так удивили и продолжаете удивлять...

— Сейчас я переживаю утрату любимого человека. Катя мне была очень дорога. Прошло еще мало дней после ее ухода, и очень тяжело говорить об этом.

Не буду рассказывать, что значит — сидеть в пустой квартире одному. Днем я еще с кем-то разговариваю по телефону, с кем-то встречаюсь. А вечер приходит: кроме телевизора, ничего и никого. И я не сплю. А если засну, все время снится она, моя Катя.

bulvar.com.ua