Заслуженный мастер спорта Василий Турянчик — один из ведущих игроков киевского «Динамо» 60-х годов — и сегодня для поколения нынешних футболистов остается образцом стойкости, самоотверженности в игре, сознательного отношения к тренировкам. Родился он 78 лет назад в селе Чинадиево Мукачевского района в Закарпатье. Играл в местных командах, пока его не заметили. За киевское «Динамо» начал выступать с июня 1959 года, чему долго противился (хотя потом, естественно, не жалел).

— Василий Юрьевич, почему вы, закончив выступать в «Динамо», не остались в Киеве, как большинство футболистов?

— Когда я еще играл за киевское «Динамо», меня всегда тянуло домой — в Мукачево. Я тосковал по Закарпатью. Свой край очень люблю и не жалею ничуть, что вернулся.

— Но ведь у вас жить труднее, чем в столице...

— Да какое там труднее! Здесь такой воздух чистый! Красота неописуемая! Горы с «потічками» (это водичка, которая течет с гор, — ручейки, речки). Когда большая жара, все убегают в горы, потому что там ночи прохладные, воздух исцеляющий. Здесь я открыл для себя, на что еще могу направить свой азарт, и увлекся охотой. Она чем-то напоминает мне футбол: та же захватывающая страсть, и в итоге побеждает тот, кто соперника перехитрит.

— Вас навещают бывшие одноклубники, ваши друзья?

— Одно время я с ними довольно часто «перекрикивался». Но время лечит от всего.

— В том числе и от дружбы?

— И от нее тоже. Понимаете, разрывы большие между нами. Но когда бываю в Киеве, встречаюсь с моими друзьями Йожефом Сабо, Андреем Бибой, с другими. Приятно видеться с теми, с кем играл в одной команде.

— Кроме тоски по Закарпатью, были еще причины, которые вынудили вас покинуть киевское «Динамо»?

— Я болел. После больших нагрузок, которые практиковались в «Динамо», нервная система была истощена. Еще я в Киеве переболел желтухой в тяжелой форме, это отразилось на кишечнике. Да еще резкий переход к другой жизни. Все это давило на психику. Поиграл немного за «Мукачевприбор», которая выступала в первой лиге. Потом команду распустили, и мне предложили стать тренером ужгородской «Говерлы».

Но я совсем расклеился, пришлось команду оставить и уехать лечиться в Чехословакию, в Карловы Вары. Целебные воды меня спасли. После лечения много лет возглавлял детско-юношескую спортивную школу олимпийского резерва в Мукачево и Иршаве, сейчас начальник футбольного клуба «Закарпатье».

— Какая у вас пенсия?

— Две тысячи гривен. Но не будем об этом... Я работаю и рад, что есть еще энергия, что могу помогать клубу. Все-таки у меня большой опыт, всю жизнь я связан с футболом.

— Простите за нескромный вопрос: а в киевском «Динамо» хорошо платили?

— Ох! Скажу вам, что, выступая в знаменитом клубе 11 лет, я не заработал столько, сколько получает сегодня за три месяца игрок среднего уровня — в долларах! У нас офицерские ставки были — 180 рублей. За победу в матче чемпионата Союза платили 80, за ничью — 40. За золотые медали чемпионов страны выдавали 500 целковых премии, за выигрыш Кубка — 250.

Учитывалось и то, сколько болельщиков на трибунах: начислялись проценты на премиальные. Потому что, если стадион пустой, откуда брать деньги? Но на матчах киевского «Динамо» стадионы всегда были полные, в каком бы городе мы ни выступали — в Москве, в Ленинграде, в Тбилиси...

Иногда набегало в месяц до 1400 рублей. Деньги по тем временам немалые, грех жаловаться. У динамовцев были также льготы на получение бесплатных квартир, приобретение престижных автомобилей, дефицитных товаров — мебели, холодильников. Машины мы, как правило, с выгодой перепродавали. За все время пребывания в «Динамо» я поменял три «волги».

— В Закарпатье, помимо всего прочего, вы обрели и семейное счастье...

— Первый, киевский, брак у меня продлился всего два года — судьба так решила. Но я об этом не жалею. В 40 лет снова женился. Моя вторая жена — Екатерина, заслуженный учитель Украины, преподавала химию и биологию в ПТУ. Чудесная женщина, верный друг, прекрасная хозяйка. Мы ее очень любим.

— Интересно, кто скрывается за местоимением «мы»?

— От второго брака у меня два сына. Роман работает в Министерстве финансов в Киеве, ему 40 лет, а Юрий (30 лет) — заместитель директора завода «Вино-соки» в Закарпатье. Есть еще дочь от первого брака — Тамара, живет в Германии. У нее два пацана и одна дочка. Я гостил там несколько раз...

— Кто первым из ведущих клубов страны обратил на вас внимание?

— В 1957 году, когда я, отбывая срок службы, играл за команду мастеров ЛОДО (Львовского окружного Дома офицеров, ныне это Львовский СКА), мы встретились в 1/8 финала с московским «Спартаком». За «красно-белых» тогда выступало девять олимпийских чемпионов Мельбурна — Никита Симонян, Алексей Парамонов, Игорь Нетто, Борис Татушин, Михаил Огоньков, Сергей Сальников... Интерес к игре был огромный. Поставили дополнительные трибуны. Мы вели в счете, но москвичам в конце, не без помощи судейской бригады, удалось вырвать победу 2:1.

После матча ко мне подошел начальник «Спартака» Николай Петрович Старостин: «Давай мы тебя заберем в Москву». И я, даже не подумав, согласился и написал заявление.

Отслужив положенные три года в армии, вдруг узнаю, что мне задним числом присвоили офицерское звание и направляют на дальнейшую службу в московский клуб ЦДКА (нынешний ЦСКА). Я возмутился: ведь свой долг родине отдал. Быть футболистом в армейской команде — совсем не то, что в гражданской. Там, если что не так, начинают угрожать: будешь хвосты крутить лошадям. Меня это не устраивало.

И я пошел по инстанциям. Вскоре меня вызвал Маршал Советского Союза, главнокомандующий Сухопутными войсками Андрей Антонович Гречко: «Забирай своих родителей — и в Москву!». Я говорю: «Они же в деревне живут, старенькие, нуждаются в постоянной поддержке. Хочу вернуться домой и помогать им». Трижды это повторил. Он слушал-слушал, рассердился, что я настаиваю на своем, стукнул кулаком по столу и приказал помощнику: «Сегодня же рассчитать и отправить домой!». И ко мне: «Но учти: если ты останешься в какой-то московской команде, мы тебя призовем на дальнейшую службу, потому что ты офицер запаса».

Тут я вспомнил про свое заявление в московский «Спартак». Подумал: «Бог ты мой! Не надо мне теперь ни ЦДКА, ни «Спартака», никакого другого клуба». Сел в самолет и улетел в Закарпатье.

— И тогда за вас решительно взялось киевское «Динамо». Переход в этот клуб был непростой. Можно сказать, в Киев вас арканом затащили...

— Я человек такой — привязываюсь к команде, к городу, к болельщикам, вообще к людям, с которыми живу. Когда играл за ужгородский «Спартак», мне все здесь нравилось. Не хотелось куда-то срываться, ехать. Меня воспитывали классные тренеры. Многому научил Алексей Гринин, один из лучших нападающих страны послевоенного периода, капитан ЦДКА. А я очень его уважал и парнем был старательным. Играл с хорошими футболистами из Москвы, Ленинграда, Горького. Разговор с представителями «Динамо» получился грозный, но я все равно категорически отказывался покидать Ужгород. Не хочу об этом вспоминать. 

— И все-таки вы согласились...

— Ничего другого не оставалось, потому что пригрозили расформировать всю команду. В результате я, Йожеф Сабо и Андрей Гаваши прилетели в Киев. Контрольная игра с лондонским «Тоттенхэмом» состоялась 1 июня на стадионе имени Хрущева (ныне НСК «Олимпийский»). Юрий Войнов и я сыграли в полузащите. Хоть «Динамо» и проиграло 1:2, я тренеру понравился. Юра сказал Олегу Ошенкову: «Это моя пара». После таких слов других рекомендаций не надо было.

Ошенков устроил нам жесткую жизнь: держал на базе (на Нивках), не пустил за полтора месяца ни разу в город. Мы поехали в Москву, и нас «Локомотив» обыграл со счетом 3:0. Ошенкова поменяли на Вячеслава Дмитриевича Соловьева. Тот пришел и сказал: «Ребята, чего вы сидите? Пошли в кино!». И тяжести на душе как не бывало. Обыграли «Крылья Советов» (Куйбышев), «Шахтер» (Донецк), ЦСКА, еще кого-то. Восемь очков взяли!

Стали получать премиальные, в кармане деньги завелись. Уже жизнь другая у меня пошла. Появишься в институте физкультуры — преподаватели к тебе, студенту, с уважением относятся. Идешь мимо какой-нибудь спортивной площадки — мальчишки игру прерывают, на тебя показывают: «Вон Турянчик! Смотрите, Турянчик!». А как приятно пройтись по Крещатику, особенно весной, когда цветут каштаны! И я полюбил Киев, его болельщиков, перед которыми чувствовал ответственность. Когда выходил на матч, забывал обо всем: кроме игры, ничто меня не тревожило. Играть, играть и еще раз играть!

— Клубные костюмы действительно первым ввел Вячеслав Соловьев?

— Но это позже, когда он организовал для нас поездки за рубеж. Соловьев прививал нам все новое. Костюмы были пошиты классные: лучшие портные Киева над ними трудились. Когда мы ехали за границу, надевали красивые вышиванки.

За рубежом мы встречались с лучшими клубами. В составе олимпийской сборной СССР, сформированной на базе киевского «Динамо» и усиленной игроками из других клубов, противостояли чемпионам ведущих футбольных стран Южной Америки. Мы выиграли шесть матчей. Играли в Рио-де-Жанейро на всемирно знаменитом стадионе «Маракана» (тогда это был самый большой стадион в мире, он вмещал до 200 тысяч зрителей. — Авт.). Победили бразильскую аристократическую команду «Флуминенсе» — 1:0. И уступили только в Сан-Паулу «Сантосу», где играл Пеле.

— Кто его опекал?

— Станислав Завидонов из «Зенита». Я играл против напарника Пеле, центрального нападающего Кутиньо. Стояла изнуряющая жара. Олег Базилевич забил мяч, мы вели — 1:0. Я цепко держал своего по­до­печного, его это нервировало, и под конец второго тайма он неожиданно прыгнул двумя ногами мне на бедро. Образовалась большая гематома, нога выключилась. Было так больно, что я попросил замену, но Соловьев мне отказал. До сих пор думаю: «Почему он меня тогда не снял? Чего боялся?».

До конца времени оставалось мало. Кутиньо сравнял счет. А через несколько минут Пеле после углового в падении низом (мяч шел на полуметровой высоте) забил симпатичный победный гол. Было обидно проигрывать этот матч.

— Вы можете сравнить Месси с Пеле?

— Пока я не могу с Пеле сравнить ни одного игрока. Вы даже не представляете, каким вертким он был. Как змея! Поэтому 1281 гол и забил! Мяч попадал ему на грудь — как в грязь, мгновенно тормозился. Он начинал глубоко сзади и заканчивал у ворот своими голами. А Месси играет только там, где может, — впереди. Имеет свой конек и пока справляется. Просто сейчас футбол отошел от жесткой опеки. Если бы сегодня с Месси играли так, как когда-то с Пеле, он, наверное, убежал бы на трибуны.

Раньше судейство было немножко другое: защитникам предоставлялось больше свободы действий. Говорят, футбол идет вперед, но иногда смотришь — и кажется, что это не так. Я не вижу таких голов, которые видел раньше в Киеве, после ударов Юрия Войнова, Андрея Бибы, Йожефа Сабо, Виктора Колотова, Леонида Буряка и других динамовских полузащитников. Эти голы — как гроза в начале мая! Они мне снятся!

Мы не видим того киевского «Динамо», которое привыкли видеть, и сейчас все болеем, страдаем за родной клуб. Но пока там игроки такие, каких и близко не должно быть в киевском «Динамо». Вы понимаете меня?

Пусть разбираются тренеры. Не так-то им просто сейчас. Потому что команду раз­валить можно в один день, а создать очень тяжело. На это уходят годы, чтоб вы знали. Подбираются люди — сильные, ловкие, быстрые, которые голову имеют на плечах, а в голове — футбольные мозги. И которые соответствуют стилю клуба.

Сейчас у многих игроков только одна мысль: как получить деньги? А моральные качества? У нас они были, мы выходили на игру, и волосы дыбом вставали от возбуждения, от настроения. И это все пропало! Ответственность — где она?

— Для киевского «Динамо» 1961 год — исторический. Впервые — чемпионское золото. Как этот сезон складывался для вас?

— Для меня он был очень тяжелым: я заболел. Команда уехала на сборы в Польшу, а я попал в Институт инфекционных заболеваний, где лечил болезнь Боткина. Потом отдыхал в санатории в Конче-Заспе. Матчи «Динамо» смотрел — и так мне хотелось играть, я просто умирал!

Три месяца лечения пролетели быстро. Возвратился в команду, начал потихоньку двигаться. Две недельки потренировался — и поездка в Италию. Первый матч динамовцы провели с «Интернационале» (Милан), лучшей командой страны на то время. За 15 минут до конца счет был 0:0, но за семь минут англичанин Джерри Хитченс, выступавший за итальянский клуб, забил нам три мяча. В итоге — 0:4. Я этот матч пропустил.

На следующую игру с «Фиорентиной» я уже вышел на поле, и мы победили 2:1. Был момент, когда мяч летел в пустые ворота, и я «ласточкой» выбил его. Помню, что в конце у меня начались спазмы печени, было тяжело, но я никому не говорил, что мне уже не хватает сил. Отпахал до конца. После матча Вячеслав Соловьев снял с себя красивый переливающийся галстук и преподнес мне: «Ну, Вася, ты сыграл здорово!». Последняя игра была с «Болоньей» — 1:1.

— Как проходила игра с московским «Торпедо», в которой вы забили «золотой» гол? В чем была интрига?

— Встречались с «Торпедо» в Москве. Для автозаводцев, которых мы опережали на три очка, это был последний шанс. Выиграв, они подтянулись бы к нам, а на финише могли бы рассчитывать на большее. Когда после непрерывных атак «Торпедо» Метревели во втором тайме открыл счет, мы испытали шок. Каневский кричит: «Терять нечего! Нажали!». Теперь уже мы пошли вперед. После одной из атак вратарь торпедовцев в панике отбил мяч на угловой.

Лобановский крутит на ближнюю штангу. Выскакивает Серебряников (он всегда такой юркий был!) и чуть-чуть подрезает мяч в середину, где-то к 11-метровой отметке. И я, стоя спиной к воротам, высоко подпрыгиваю и через себя заворачиваю его, как говорят, прямо в «девятку». Защитник Леонид Островский (он тогда играл в «Торпедо», позже перешел в киевское «Динамо») пытался выбить его, но не достал. А вратарь даже не шелохнулся.

Что было дальше, не помню. Торпедовец Борис Батанов прыгнул на мою грудную клетку (она потом болела два года), и меня вынесли с поля. Боль была такая шоковая, что я ничего вокруг не видел.

— О том, что было дальше, хорошо написал динамовец Олег Макаров в автобиографической книге «Вратарь»: «Истекали последние минуты. Снова автозаводцы всей командой устремились в нападение. Гол, хоть один гол! Он нужен позарез. Без него — конец надеждам на чемпионство. Бьет Метревели — мимо! Бьет Сергеев — мимо! Бьет Гусаров — тоже мимо! Последняя минута. Иванов в выгодной позиции. Я парирую удар. Мяч отлетает влево. Там Сергеев. Он на ходу. Удар!.. Падаю... Понимаю, что промахнулся... Гол? Мимо! Мы целуемся. Не поймешь — то ли пот стекает по щекам ребят, то ли слезы изнеможения и радости»...

— Ребята меня поздравляли, я был счастлив.

— Впереди и у киевского «Динамо», и у «Торпедо» оставалось еще по две игры, и, если бы киевляне в обеих уступили, а торпедовцы выиграли, москвичи стали бы чемпионами...

— Поэтому нам уже в следующем матче с харьковским «Авангардом» надо было взять хотя бы очко, чтобы стать недосягаемыми. Мы сыграли 0:0 и стали досрочно чемпионами. Тем более что торпедовцы в тот день уступили «Пахтакору».

— Василий Юрьевич, я к тому веду, что в этом матче нападающий харьковчан вышел один на один с Олегом Макаровым, и только ваш подкат спас «Динамо» от верного гола. А ведь вы могли завалить его в штрафной, что привело бы к пенальти...

— Я в киевском «Динамо» отыграл 11 лет, и вряд ли кто может сказать, что по вине Турянчика команде дали хоть один одиннадцатиметровый. У меня подкаты всегда были чистые. Игроки спрашивали: «Где ты научился?». — «Это судьба моя, — отвечал я. — Она меня научила».

— Какие еще голы для вас памятные?

— Я московскому «Торпедо» в чемпионатах три гола забил. В 66-м году, когда основные игроки выступали на чемпионате мира в Англии, заколотил мяч Анзору Кавазашвили с 38 метров. В 1967 году в ответном матче Кубка чемпионов с польским «Гурником» тоже отличился. Подается угловой, Серебряников переправляет мяч в центр штрафной площадки, и я ударом головой поражаю ворота.

Полуфинал Кубка страны с минским «Динамо». Бышовца удаляют с поля, мы остаемся в меньшинстве. Биба с левой стороны бьет штрафной. Я подхожу к воротам. Малофеев смотрит на меня, не спускает глаз. Я делаю ложное движение, выскакиваю и забиваю вратарю между ног. Он не верит, что мяч в сетке. Так это было. А один гол у меня украли, когда мы играли в Норвегии с какой-то командой (запамятовал название) и победили 4:1 — забил я, а засчитали кому-то другому.

— Как раньше тренерам киевского «Динамо» удавалось создавать бое­способные коллективы единомышленников? Это тренерский дар, особое чутье на нужных игроков? Или что-то еще?

— Вячеслав Соловьев был замечательным стратегом и психологом. Он заботился о том, чтобы мы развивались разносторонне, не замыкались на одном футболе. Запомнилось, как, играя в Италии, мы посетили миланскую оперу «Ла Скала». Бывали в театрах, в музеях. Вместе с тем он жестко относился к нарушителям режима. Прививал игрокам психологию победителей. И сумел сплотить команду.

После того как Соловьев уехал в Москву (потому что он москвич, а москвичи тоже любят свой город), тренером стал Виктор Александрович Маслов. Мы его называли Дедом. Толковый, умный человек, очень разбирался в футболе, многое предвидел в нем. Помню, он говорил: «Мы еще будем играть с одним нападающим». Вот пожалуйста: время подтвердило его правоту. Маслов был грамотным тактиком, к каждой игре искал свой ключик.

Создавая новую команду, он не побоялся расстаться с такими игроками, как Валерий Лобановский, Олег Базилевич, Валентин Трояновский. Отпустил Виктора Каневского, которого я считаю большим футболистом, со скоростью, со своей манерой. Юрий Войнов мог бы еще играть, но тренер и его не стал удерживать.

Он подбирал таких игроков, которые бы не ныли ни в 40-градусную жару, ни в проливной дождь, — сильных, мощных ребят. Настоящих мужиков! С отличными ударами, с хорошим отбором, с правильным видением игры. Чтобы с ними можно было греметь на весь Советский Союз. Говорил: «Если я защиту создам, у меня и мышь не проскочит!». И вы знаете, 26 игр мы сыграли в «ноль»! Ни одного гола нам не забили. Это до сих пор рекордом остается. Значит, Маслов видел, что ребята, которых он определил в защиту, могут отстоять ворота. Тактика подбиралась под матч. Когда я попал в Киев, играли по схеме дубль-вэ: 3-2-5. Потом надо было выбирать: либо 4-3-3, либо 4-4-2.

Виктор Александрович подобрал сильных хавов — Йожефа Сабо, Виктора Серебряникова, Андрея Бибу, Владимира Мунтяна, Федора Медвидя. Очень хорошо подходил Анатолий Бышовец — здорово играл под выдвинутым центральным нападающим. Работягой слыл Виталий Хмельницкий: его били, били, а он вскакивал и дальше шел в бой. Анатолий Пузач был работоспособный. Пригласили Валерия Поркуяна. Многих я не упоминаю, они на меня обидятся, но я же не могу всех назвать.

— Однако Маслов позволял игрокам немного расслабляться...

— Знаете, да. Мы, допустим, готовимся к матчу с шотландским «Селтиком» на Кубок кубков. Первая встреча — 12 января 1966 года в Глазго. А мы последний матч в чемпионате страны провели 20 ноября. Перерыв в игровой практике — полтора месяца. Все в отпуске, форму поддерживать не с кем. Команду направляют в Тбилиси. Там тоже нет достойных спарринг-партнеров.

От безделья люди начинали расслабляться. И друзей много в Грузии, и вино дешевое. Так что виноват не только Маслов, но и руководители, которые могли для нас организовать какой-нибудь тренировочный сбор, где можно было совершенствовать свое мастерство с сильными соперниками. Первый матч в Глазго мы уступили — 0:3, второй, в Тбилиси, сыграли вничью — 1:1.

А когда в 1967 году игры с «Селтиком» повторились на Кубок европейских чемпионов, нас уже не надо было настраивать. «Селтик» к тому времени стал обладателем Кубка чемпионов. И когда автобус вез нас на игру, шотландские болельщики показывали нам, что мы получим четыре, пять мячей от их команды. Они такие, что перед игрой и выпить любят немножко, и очень болеют за своих. Трибуны ломились от зрителей — 52 тысячи.

Но мы тогда их хлопнули — 2:1. Голы забили Пузач и Бышовец. Нас судила немецкая бригада. Я был капитаном. Игра продолжалась где-то лишние семь минут, и мне кричат, чтобы я обратил на это внимание судей. А объясняться некогда, атака на наши ворота идет за атакой. Не разговаривать надо было, а смотреть, чтобы гол не пропустить. Разговор с судьями был у меня в аэропорту. Главный судья Ченчер восторгался «Динамо»: «Какая сильная команда есть в Украине! Как она играла!».

— Вы как-то сказали: «Маслов был в страшном гневе, когда узнавал, что кто-то употреблял спиртное в одиночку»...

— Да, он не любил таких людей, которые себе на уме. Понимаете? Лучше собраться и вместе выпить, чтобы друг другу в глаза смотреть нормально. А когда за спиной кто-то напился, это самое страшное. Так что он как тренер не боялся дать команде расслабиться. Виктор Александрович сам мог это сделать вместе со всеми.

Но он знал, когда нас созвать на сборы, чтобы попариться после всего этого, провести занятия. И мы быстренько приходили в норму. Однажды 45 дней были на сборах в Гаграх. Соблюдался особый питейный режим — можно было только сполоснуть горлышко ментоловой водой. Я каждый день на весы становился. Мне вода снилась. Я думал: «Боже мой, куда мы идем? Как будем играть?».

Но он в нас верил. Умел провести с нами подготовку. Прилетели мы после этого расслабления в Киев. Он сразу договорился про товарищескую игру во Львове. Мы отыграли ее отвратительно! По своему движению, по всему. Возвращаемся в Кончу-Заспу, проводим там три, четыре дня. Приезжает московское «Динамо» — 2:0, за ним московский «Спартак» — 2:0. И так начали чесать всех подряд под гребешок! Киевское «Динамо» как ухватило лидерство, так и не выпускало из рук.

— В дополненном издании книги «Вратарь» Олег Макаров признает, что случались договорные матчи. Вы в них участвовали?

— Мы могли по симпатии сдать игру. Но договорных встреч у нас не было, потому что Маслов нам бы за такое голову отрубил. Давно это было и неправда, как говорят у нас в Закарпатье.

— Василий Юрьевич, в каждой игре вы проявляли отчаянную смелость в единоборствах на поле. Откуда у вас это бесстрашие?

— Если бы я показал вам свои ноги... Я без щитков играл — мне они мешали. Тогда это еще разрешалось.

Никогда не боялся ставить ногу, где надо было. Или подставлять голову. Помню, был такой момент. Сборники уехали за границу. В Алма-Ату на встречу с «Кайратом» отправилась динамовская молодежь. Там в основном москвичи выступали. К сожалению, за 15 минут до конца мне рассекли бровь. Кровь брызнула фонтаном, а я, разгоряченный, не замечаю. Наконец упал с мячом.

Смотрю — а мяч красный! Что такое? Схватился за бровь — рука стала окровавленной. Судья переполошился: «Давайте, давайте за бровку, так нельзя!». Врач мне быстро рану залепил, завязал, и я продолжал играть. Потому что нужен был команде и в последнюю минуту. В общем, все в жизни было...

bulvar.com.ua