На канале "Футбол" у нас был покойный уже Сергей Юрьевич Морозов. Я его очень уважаю. Но он являлся классическим примером, как не должно работать современное телевидение
После длительной паузы он пытается вернуться в футбол заново, но первый опыт тренерской деятельности показал, что с распростертыми объятиями легендарного игрока никто принимать не собирается. Но Рац умеет бороться. В интервью kontrakty.ua Василий дал понять, что покидать родную стихию во второй раз он не намерен.
- Василий, вы 20 лет живете в Венгрии. Какими судьбами оказались на, в общем, рядовом матче украинского чемпионата (разговор состоялся через день после матча «Оболонь» - «Карпаты»)?
- В Киев сейчас приезжаю, потому что хочу вернуться в футбол. Ищу варианты трудоустройства. Раньше бывал в Украине не реже, чем раз в месяц-полтора. Приезжал сюда по бизнесу.
- Неужели собираетесь покинуть бизнес?
- Большую его часть. Раньше я вел дела по двум бизнес-направлениям. Когда пришел в «Динамо», я не мог продолжать в том же темпе. Одно направление забросил почти полностью. Но еще есть другое направление, которое я периодически веду поныне. У меня есть венгерский партнер, который поставляет сырье на завод в Черновцах.
- Ваш бывший партнер по «Динамо» 80-х Виктор Чанов, поработав короткое время в тренерском штабе, разочаровался в современном футболе и вернулся в бизнес. У вас, получается, все наоборот?
- Да. Четыре месяца в качестве тренера «Динамо» вернули меня в то приятное прошлое, в молодость. Пожил на базе, сам выходил на поле, чтобы поиграть в квадратик и понял, что прожив более 20 лет вне футбола в Венгрии, я соскучился по любимому делу. Мне настолько не хватало футбола, что, наверное, хотел бы провести в нем всю оставшуюся жизнь.
- Почему решили стать тренером только сейчас, а не сразу, когда закончили активную карьеру?
- Тогда чувствовал усталость после стольких лет серьезных нагрузок. Но футбол мне пресытился в первую очередь из-за болезни. Когда парализовало левую часть тела и врачи сомневались даже не в том, смогу ли я играть в футбол, но вообще, буду ли ходить, нормально двигаться.
Слава Богу, сумел выкарабкаться и после этого даже провел несколько матчей за «Ференцварош». Правда, чтобы выйти на хоть какой-то уровень, мне пришлось вкладывать в два раза больше усилий. Это были мучения. Протерпел год или полтора. Бросать футбол сразу не хотел, поскольку жена едва родила второго ребенка. Хоть я и венгр по национальности, но родился я в СССР, потому материально обеспечивать семью мог только через футбол. В отличие от нынешних времен, тогда за год или два футболисты скопить состояния не могли.
Играл через силу. Потому-то и ушел с футбола напрочь, как только на меня вышли люди по бизнесу. Сразу разорвал контракт и несколько лет не ходил на матчи. Знакомые в Венгрии удивлялись, почему, дескать, я даже не хочу с ними в дыр-дыр поиграть. А зачем, если это не приносило малейшего удовольствия? Тренировать в Венгрии я не хотел, потому что после стольких лет у Лобановского это был слишком низкий уровень. У нас – дисциплина, порядок, самоотдача. Там все по-другому. Я венгров называю профессионалами по бумажке и любителями без бумажки. Мне перестроиться на их волну было сложно. Потому полностью ушел в бизнес. Возвращаться в Украину не рискнул. Сами понимаете, у меня тогда росли два сына. Нужна стабильность, а футбольная работа такая – то есть, то нет.
- Никогда не сожалели о том, что в 91-м таки решили сменить Украину на Венгрию?
- Это был 90-й год, развал СССР. Было страшно наблюдать за очередями за хлебом, молоком. Нужно было что-то менять. Я венгр по национальности, Венгрия – капиталистическая страна. Думаю, почему бы не поехать туда? Там такой ситуации не наблюдалось. Потому решили, что для будущего детей (один уже родился, а второго ребенка планировали) будет лучше, если мы уедем. Конечно, не будь я венгром, перешел бы в какой-то небольшой западный клуб и попытался бы заработать денег там. Но в «Ференцварош» переходил с перспективой. Думал, поиграю несколько лет, освоюсь в Венгрии, а потом будет легче жить. По крайней мере, так планировал до болезни.
Повлияло и то, что когда вернулся в «Динамо» после трех месяцев, проведенных в составе «Эспаньола», большинство игроков уже разошлись по разным клубам. В конце 90-го я и вовсе остался один из команды образца середины 80-х. Тогдашний тренер киевлян Анатолий Пузач просил меня не уходить, дескать, ты опытный, за тобой молодежь потянется. «Вы это серьезно? – ответил Кирилловичу. – Все уехали, а я буду оставаться ради того, чтобы молодежь подтягивать?» Прямо сказал тренеру, что пусть на меня не рассчитывает. Тренироваться решил индивидуально. Очень благодарен тогдашнему президенту «Динамо» Виктору Безверхому. Он мне тогда сказал: «Учитывая то, сколько ты отдал команде, в Венгрию отпустим тебя бесплатно, а у клуба из другой страны потребуем определенную компенсацию».
- Не ошибусь, если скажу, что ваше мировоззрение поменяли три месяца, проведенные в составе испанского «Эспаньола»?
- Все верно. Пожив в Барселоне три месяца, открыл для себя много странных и диких, с точки зрения советского человека, вещей. Допустим, заехали вечером за день до игры в гостиницу. К ужину наливают красное вино. «Нет, - говорю. - Я не пью!» На следующий день обед – опять красное вино. Через день после игры – выходной, можно сходить с ребенком на море. Свобода! То, чего здесь не было. Нас все время запирали на базе. Потому я поначалу даже не знал, как жить этой свободой.
Сожалею, что ушел из «Эспаньола» так рано. Просто Валерий Васильевич (Лобановский – ред.) сказал, что если команда вылетит из Примеро, сыграть на чемпионате мира 1990 года в качестве игрока Сегунды я не смогу. Собственно, ради участия в итальянском мундиале и вернулся в Киев. Хотя в «Эспаньоле» мне предлагали контракт на три года.
- И 150 тысяч долларов заработка в месяц?
- Было такое. Но меня остановил еще один фактор. В 1988-м хоккеист Александр Могильный стал одним из первых, кто уехал играть в НХЛ. Его родителей вызывали в Москву, говорили, что их сын – предатель родины. Мои родители – весьма уважаемы на Закарпатье. Я не мог себе позволить, чтобы их так порицали. Кроме того, я понимал, проявив себя на чемпионате мира, мог получить и более заманчивое предложение. Мне тогда было 29, о Венгрии тогда совсем не думал.
- Но чемпионат мира расставил акценты по-другому – сборная СССР не вышла из группы…
- Думаю, сказалось то, что у нас не было того коллектива, той сплоченности как в 1986-м году на чемпионате мира в Мексике и на чемпионате Европы-1988. Тогда основу сборной составляли киевляне. У нас были одни интересы. Но в 90-м почти все игроки «Динамо» успели разъехаться по зарубежным клубам. Кроме того, из-за денег за рекламу возникли некоторые проблемы с Федерацией футбола СССР. В Федерации нам сказали, что положенное мы получим лишь в случае позитивного результата, тогда как мы знали - деньги нам полагались вне зависимости от исхода матчей. С этого все и началось. Недовольство проявляли не только динамовцы. Тогда уже и Ринат Дасаев за «Севилью» играл, и Вагиз Хидиятуллин за «Тулузу». Управлять нами уже было невозможно. Вспыхнул скандал.
Все эти факторы повлияли на результат первого матча с Румынией. Мы были не хуже, но проиграли. Для меня это был конец чемпионата мира. Хотя я не считаю, что был настолько плох, дабы не получить возможности сыграть в двух последующих матчах. Я был зол на Васильевича. Если бы чувствовал вину, то отреагировал бы иначе. Но ведь я рисковал, когда оставил Испанию, а тут из-за одной игры все рухнуло.
- Долго держали обиду на Лобановского?
- Долго. Конечно, я ему благодарен за все то, чего я добился в футболе. Но в тот момент было неприятно - все устроили свою карьеру, а мне это по вышеуказанным причинам не удалось. У меня и поныне в душе осталась не то чтобы обида, а какой-то негативный осадок. После чемпионата мира меня уже не приглашали в западные клубы. А если и приглашали, то я об этом не знал. Об «Эспаньоле» я ведь тоже узнал в последний момент.
- Вы общались с Валерием Васильевичем после чемпионата мира-1990?
- Мы встречались, но на эту тему не общались. Еще во время того чемпионата мира завел разговор такого характера с тогдашним помощником Лобановского Сергеем Мосягиным. Спросил у него: «Почему так? Я ведь не был худшим». Ответить мне Сергей Михайлович не смог.
- Бывали случаи, когда Лобановский признавал свою вину?
- Думаю, что нет. Если он чувствовал, что не прав, то мог зайти с другой стороны, дабы человек все равно считал, что он не прав. Валерий Васильевич находил такие слова и варианты. Может и делал так, как говорил оппонент, но в открытую не признавал.
- Из славной плеяды динамовцев 80-х за рубежом о себе не заявил никто. Все потому, что, пройдя полный десятилетний цикл в «Динамо», игроки попросту обессилели?
- Правильно. К сожалению, нас выжали до предела. Мы тогда не думали об этом, играли, потому что так было нужно. Тогда была такая система: набирали лучших или тех, кто подходит под эту систему. Как лимон их выжимали, а когда уже не оставалось ничего, откладывали в сторонку и набирали новых. В 1975-м было то же самое. То поколение играло блестяще, но из него тоже все выжали. При этом никого не интересовало, если у кого-то ухудшалось состояние здоровья.
- Исходя из этого, не совсем правильно говорить, дескать, Лобановский в футболе, Тарасов в хоккее, Турчин в гандболе - настолько великие? Подходы у них, по большому счету, были одинаковыми…
Василий Рац: Не все так однозначно. Западные тренеры взяли у Лобановского немало. Не зря ведь говорили, что игра его «Динамо» - это футбол 21-го века. Сейчас разумно брать самое полезное, те моменты, которые нужны для современного футбола, а копировать все – неправильно. Есть нюансы, которые будут актуальны и через 10 лет, а некоторые как устаревшие нужно пропустить через сито и забыть.
Это касается также методов и подходов. Игроки сегодня поменялись. Раньше футболистов можно было держать в ежовых рукавицах, пугать тем, что отправят в армию, как Сергея Юрана. Или Анатолия Демяненко переманили из Днепропетровска только тогда, когда ему поставили ультиматум: «Или в «Динамо» - или служить». Сегодня такими вещами футболистов уже не напугаешь. Нужен другой подход. Лобановский ведь, когда с Эмиратов вернулся, не зря другим человеком стал. Там другая жизнь была, там свобода. Он видел, что надо перестроиться. Основные принципы футбола – дисциплину, порядок – он оставил, но некоторые нюансы, кардинально поменял. И как-то подобрей стал. Потому что знал, с этими игроками не возможно делать то, что с футболистами нашего поколения. Мне когда ребята рассказывали об этом, я не верил своим ушам.
- Согласны с мнением, что «Динамо» после Лобановского остановилось в своем развитии потому, что идеи Валерия Васильевича слепо копировались?
- Думаю, да. Оригинал есть оригинал. Тренеры, возглавлявшие «Динамо» после Лобановского слишком много брали от него, меньше от себя. Видимо, они предполагали, что и результат будет доставаться так же гладко. Более детально эту тему мне изучить не удалось по той причине, что все это время я был далеко от Киева, от футбола.
- Известно, что вы не в восторге от возвращения на тренерский пост «Динамо» Юрия Семина…
- Это мое мнение. Оно может многим не нравиться, но я, отдав этому клубу маленькую частицу своей жизни и большую часть своего здоровья, имею на него право. Семина считаю хорошим специалистом, хоть лично с ним не знаком. Первый приход Юрия Павловича получился удачным: команда расслабилась, стала уверенней, ребята побежали. Но начатое нужно было продолжать. Насколько я понял, Семин ушел из-за того, что у него акции в «Локомотиве». Выходит, в Москву Юрий Павлович перебрался исключительно из-за собственной выгоды. Теперь, когда у него не сложилось с «Локомотивом», он возвращается. Если бы Семина вернули после успешного сезона, это еще можно было понять. Но, получается, в Киев он поехал потому, что деваться некуда. Это неправильно. Учитывая уровень амбиций «Динамо», чтобы достигать тех целей, которых добился в последние годы «Шахтер», такие вещи нужно учитывать. Нужен квалифицированный, хороший специалист, готовый трудиться на перспективу. Семин - это временное явление. Хотя время покажет – может я ошибся.
- Возможно у вас немного иные жизненные принципы? Вы ведь из «Динамо» и с «Ференцвароша» уходили, разрывая контракт по собственному желанию.
- Я не хотел держаться за свое место и злоупотреблять доверием. Согласен, что так нужно. Но я воспитан по-другому, прожил так 50 лет. Играя в «Динамо» я отдавался делу без остатка, для меня выше всего был футбол. Изменить этим принципам мне очень сложно.
- Перед нашей встречей вы долго общались с бывшим динамовцем, а ныне – наставником «Оболони» Сергеем Ковальцом…
- В 1989-м, когда Сергей пришел в киевское «Динамо», из команды ушли многие старожилы. Я еще оставался. Ну, увидел в Сергее скромного, порядочного парня. Я немножко помог ему, чтобы побороть скованность, присутствовавшую на первых порах. Теперь, спустя годы вижу, что в Ковальце остались присущее ему 22 года назад качества. И это отношение сейчас отражается на выступлениях «Оболони». Команда среднего уровня, но «Оболонь» показывает самоотдачу, каждый бьется и за тренера, и за себя. Такое отношение подкупает. В общем, пообщались с Сергеем, повспоминали. Я рад за него, он на правильном пути. Уверен, что Ковалец будет прогрессировать и в дальнейшем.
- Полувековой юбилей вы отпраздновали совсем недавно – 25 марта…
- Впервые за 37 лет справлял день рождения дома, в отцовской хате, в селе Франчиково. Получается, мне 50, а в начале марта маме исполнилось 70, а отцу – 73. Потому праздновали не только мой юбилей, а все праздники вместе. К сожалению, заболел и не смог прийти мой первый тренер Павел Пребуш. А вообще было много людей. Их я не видел 10-15, а то и 20 лет. Не со всеми даже знаком, но они-то меня знают, все искренне болели за киевское «Динамо», за меня. Общение получилось очень приятным. Это мой самый запоминающий день рождения за 50 лет.
Мне доставляет радость понимание, что кому-то моя игра приносила радость. К примеру, пересекая украино-венгерскую границу, показываю паспорт. Пограничник посмотрит, смеряет меня так с ног до головы, а потом спрашивает: «А вы случайно не родственник того Василия Раца, что играл в киевском «Динамо»?» «Нет, - отвечаю. – Не родственник. Я тот самый Василий Рац». «Вот это была команда! – говорит. – Всех до единого помню. А в современной команде от силы двух-трех игроков назвать могу».