Экс-защитник «Днепра», а ныне сотрудник селекционной службы «Шахтера» Алексей Чередник вспомнил, как выступала и побеждала сборная СССР на Олимпиаде в Сеуле. 

— Алексей, в чем вы видите особенность подготовки олимпийской сборной 88-го года к решающему турниру?

— Не было накачки, что «надо, надо обязательно выиграть!». Была спокойная атмосфера. Ехали, чтобы выступить хорошо. Я думаю, что это сыграло большую роль. Готовились, как обычно. Были на Кавказе, на Черном море — дней 10. Для адаптации побывали в Японии, сыграли две игры со сборной. И оттуда сразу в Корею.

— Чувствовали некоторую робость перед бразильскими, итальянскими звездами?

— Нет, абсолютно! Вообще не было никакой боязни! Я отвечаю за себя. Все шутили, смеялись, в команде царила раскрепощенная атмосфера. Нам повезло, что у нас была не такая сильная группа. Мы не сомневались, что выйдем из нее. Единственное, ощущали нервозность в первом матче, все-таки с хозяевами играли. И не знали хорошо эту команду, боялись проиграть.

— В матче со сборной Австралии вас вынесли на носилках. Что произошло?

— Выигрывали 3:0. Я пошел в подкат. У меня уже было одно предупреждение, мне говорят: «Лежи, не вставай», потому что судья уже стоял со второй желтой карточкой над ухом. Меня вынесли с поля, кажется, минут за 15 до конца. В общем, быстренько заменили, и вторую желтую каточку судья мне не дал.

Вечером — звонок от тестя (он сам футболист, играл в «Памире» (Душанбе)): «Убили? Что случилось?». — «Успокойтесь, — говорю, — все нормально. Так надо было, чтобы не удалили». Но я все равно в полуфинале с итальянцами получил вторую желтую и в финале не играл.

— И каково вам было наблюдать на скамейке за этим драматичным поединком?

— Меня судьи оттуда вообще выгнали за ворота, потому что в перерыве я на них налетел. Представляете, мы выигрываем, время уходит. Приличное напряжение на последних минутах. Надо удержать счет, ноги у ребят ватные, все-таки усталость накопилась: сыграть за короткий промежуток шесть игр, и каких! А у бразильцев — прилив сил. И хорошо, что выгнали со скамейки, я постоял за воротами, пачку сигарет выкурил, все нервы убил. Сейчас уже бросил.

— Бышовец позволял курить?

— Нет, конечно, курили втихаря. А что, вы думаете, мало футболистов курили, что ли? Мы, естественно, прятались — в туалете или за автобус зашли, покурили быстренько.

— Как праздновали победу?

— Очень хорошо отметили, те­плоход чуть с якоря не сорвался. Всю ночь гуляли, чего там. Все же живые люди. Что, наши футболисты каждый день выигрывают Олимпийские игры? Сначала, конечно, непонятно это все было. Просто радость, и все. Наутро намечалось ехать на награждение, так половины команды нельзя было добудиться. По рации передавали: «До отъезда осталось столько-то. Проснитесь!». Искали друг друга. Лютый на мне сидел и по щекам лупасил, чтобы я проснулся. А я еле разомкнул веки. Тищенко не нашли, уехали без него. Мой тесть Владимир Михайлович больше всех радовался. Захожу в парадный подъезд, а там золотыми буквами написано: «Приветствую чемпиона!». Он сразу после Олимпиады умер, инсульт хватил.

— Материальным вознаграждением остались довольны?

— Дали по шесть тысяч долларов и по 12 тысяч рублями. Вроде бы положены были машины, но мне так и не досталась.

— И какова сладость олимпийской победы сегодня, через 25 лет?

— Я уже забыл о ней, честно говоря. Если хочешь двигаться дальше, забудь, и будешь нормальным человеком. Я уехал в Англию, три с половиной года играл в «Саутгемптоне». Вернулся. Травмы посыпались, как обычно. Возраст.

— И все-таки это была вершина в вашей футбольной жизни...

— Так что мне теперь — бегать по городу и кричать: «Я — олимпийский чемпион! Я — олимпийский чемпион!»? Кто-то помнит, а кто-то — нет. Отношусь к этому спокойно.

bulvar.com.ua